— Вызови ко мне Тодоренко, Гурьеву и Акопяна. Подготовь документы на ходатайство по этому делу. И кофе завари, — отрывисто чеканит мужчина, кидая на стойку стопку бумаги, и исчезает в кабинете.
Время на часах пять вечера. Судя по всему, я совершенно точно задержусь. И нет, меня не пугают задержки на работе, к этому я привыкла, и за внеурочные часы нам доплачивают. Вопрос скорее: где мне сделать укол? Ну, точно не в уборной ведь, правильно?
Как я и думала, на работе я застреваю почти до полвосьмого вечера. Между основными задачами большой босс подкидывает мелкие поручения. Он тоже задерживается и почти погребен в документах и пустых чашках из-под кофе. Поэтому не жалуемся, работаем.
— Езжай домой, Валерия. Завтра к восьми и без опозданий, — внезапно заявляет Роман Геннадьевич, когда я в очередной раз заношу ему кофе и прибираю сервиз, а то для нового напитка чашек не осталось.
— Хорошо. До завтра, шеф, — киваю флегматично и выхожу.
Один из уколов по графику нужно делать ровно в восемь утра и восемь вечера. Прикинув, что даже на такси я к восьми до дома не доеду, решаю всё же принять лекарство на работе. Все сотрудники на этаже ушли по домам. А большой босс вряд ли полезет в секретарскую подсобку.
Перед тем как колоть препарат, его нужно разогреть в горячей воде. В микроволновке грею немного воды в чашке, опускаю ампулу и пока вынимаю шприцы и спирт. Быстро набираю жирную консистенцию и около полуминуты кружусь вокруг зеркала.
Юбка-карандаш очень узкая, задрать её до самой талии с трудом получается. Лучше бы не ленилась, а полностью сняла. Повозившись ещё с дурацкими колготками и пустив две стрелки по ним, я кое-как всё же оголяю пятую точку.
К тому времени препарат в шприце остывает. Приходится сунуть его обратно в чашку с кипятком и стоять с голым задом.
Через две минуты вытаскиваю нагретый укол. И именно в этот момент дверь со скрипом распахивается. Вскрикнув, разворачиваюсь лицом ко входу, прячу зачем-то руки со шприцем за спину и шокированная таращусь на шефа…
Бессонов невозмутимо осматривает меня с задранной юбкой и со спущенными колготками. Выгибает бровь и переводит взгляд на тумбу. А на ней разбросаны вата, пустая ампула, обёртка от шприца и бутылёк со спиртом.
— Вряд ли это наркотики, да, Валерия? — в его голосе я впервые улавливаю нотки веселья. Чёртов гад! Его забавляет вся эта ситуация, а я двинуться не могу, чтобы не свалиться и не показать ничего лишнего. Хотя куда уж больше?
— Я прохожу терапию гормонами, и их нужно колоть строго по часам, — выпаливаю. — Я бы сделала это в машине, но, как назло, сегодня без неё.
— Давай сюда и поворачивайся, — хмыкает мужчина и, шагнув, протягивает раскрытую ладонь.
— Что дать? — туплю, хотя вот никогда этим не страдала.
— Препарат давай, не бойся. Больно не будет.
— Я сама могу, — мотаю головой и отступаю.
Тесная подсобка с приходом большого начальника ещё сильнее сужается. Он будто всё пространство занимает. Ещё зачем-то рукава чёрной рубашки закатывает, показывая свои гигантские ручищи.
— Сама ты в нерв попадёшь и будешь потом ногу подволакивать.
Шеф щедро льёт на ладони спирт из бутылька, вытирает их бумажным полотенцем и выжидательно сверкает зелеными очами.
— Роман Геннадьевич.
— Не спорь, Ланская! У меня совершенно нет времени! — раздражается мужчина.
Вымученно вздохнув, вручаю товарищу шприц с вновь остывшим препаратом. Дёргаю плотную материю, закрывая оголённые ягодицы, и разворачиваюсь к нему спиной.
Вздрагиваю от касаний шершавых пальцев. Мужчина поднимает подол юбки на одной полупопии. Быстро протирает спиртом и с хлопком вонзает иглу. Я зачем-то вскрикиваю. Больше от неожиданности.
Никто и никогда не хлопал меня по попе во время укола. Что за метод такой? Или он так решил отвесить шлепок? Возмущаться нет возможности, жмурюсь и терплю, потому что укол болючий, гормон успел остыть и туго идёт.
Вынув иглу, мужчина прикладывает ватку и трясёт.
— Спасибо, Роман Геннадьевич, дальше я сама, — наши пальцы сталкиваются на моей ягодице. Ненадолго, но почему-то этот момент отзывается неким жаром в теле. Эка укол-то действовать начал.
Шеф задумчиво кивает и выходит из помещения. Вот тебе и первый день в новой должности. Даже Натан за семь лет нашей работы не видел моих оголённых частей тела. Всё! В следующий раз уколы делаем только в женском туалете!
Собрав все пожитки, поправив одежду и совершив небольшой ритуал по успокоению нервов, выхожу, наконец, из подсобки. Бессонов почему-то стоит возле стойки ресепшена.
— Ты готова?
— Эм, да, — киваю, не совсем понимая, к чему именно.
— Поехали, подброшу, — очередной отрывистый приказ и констатация факта.
— Это лишнее, Роман Геннадьевич.
— Ты без машины? — останавливается так резко, что я чуть не врезаюсь в него. Киваю. — На терапии своей и на каблах в минус десять?
Его взгляд смещается на мои стройные ноги, закованные в замшевые ботильоны на шпильке. Я не виновата, что у меня машина сломалась. Но да, обувь неподходящая для ноября и снега… и Питера.
— Если завтра и ты сляжешь с больничным или с очередным переломом, я останусь без помощника. Поэтому молча топаешь к машине и больше со мной не споришь. Поняла?
— Предельно, Роман Геннадьевич, — чеканю с тихой злостью.
Глава 4. Роман
Я всю свою осознанную жизнь был тем самым представителем золотой молодёжи Петербурга. Мудаком, что тратил деньги отца. По клубам таскался, пьяным машины разбивал, девок менял. Наверное, так бы и продолжалось дальше. Если бы не один эпизод, унёсший чужие жизни.
С того несчастного случая прошло больше семи лет. Февраль. Ночь. Подруга, такая же отбитая на всю голову, решившая объехать не только мой член, но и порш. Мы оба сильно веселые и пустая трасса.
До сих пор не могу вспомнить, в какой момент та серая тойота выскочила перед нами. Но всё случилось слишком быстро. Визг колёс, дым от жжённой об асфальт резины и удар. И хоть за рулём был не я. Чувство вины по сей день снедает меня. Отец подруги не последний человек, быстро смекнул и, пока я в себя приходил на больничной койке, потянул за рычажки, сделав всё, чтобы имя его дочери нигде не фигурировало.
С того дня наши отношения с отцом резко сошли на нет. Да и в семье я стал большим разочарованием. К тому моменту я уже закончил юридический университет, но не торопился начинать практику. Прожигал жизнь в своё удовольствие. А когда прижало, сорвался и улетел из Петербурга.