Ночь после этого разговора не стала ни бурной, ни тревожной. Она стала глубокой.
Наташа долго не спала. Лежала, глядя в потолок, где неровная тень от свечи медленно ползла по балке, и впервые за всё это время позволила себе не просчитывать завтрашний день до последней мелочи. Не потому что стало безопасно — потому что рядом появился кто-то, кто разделил ответственность, а не попытался её отнять. Гийом не прикасался к ней больше. Он лежал рядом, на расстоянии ладони, будто этим жестом говорил: я здесь, но границы — твои. Это подкупало сильнее любых слов. — Ты думаешь слишком громко, — сказал он вдруг, не открывая глаз. Она усмехнулась. — Плохая привычка. С годами не лечится. — Лечится, — спокойно ответил он. — Доверием. Но оно требует времени. — А если времени не дадут? Он повернул голову и посмотрел на неё в полумраке. — Тогда мы его возьмём. Эта простота ответа заставила её выдохнуть. Не потому что он был наивен — наоборот. В нём чувствовался человек, который привык дожимать обстоятельства, а не подстраиваться под них. Утро принесло первые последствия. Они были мелкими, почти незаметными — но Наташа умела читать такие вещи. Взгляд старосты стал осторожнее. Управляющий, приносивший отчёт, говорил медленнее, подбирая слова. А одна из женщин, раньше позволявшая себе шепотки за спиной, теперь вдруг предложила помощь — слишком усердно, чтобы это было просто так. Началось, — подумала Наташа без раздражения. Скорее с деловым интересом. Шура появилась ближе к полудню, уже полностью вошедшая в привычную роль хозяйки, которая держит дом на железных нервах и сарказме. — Ну что, — сказала она, бросая на стол связку ключей. — Поздравляю. Теперь у нас официально есть причина, по которой нас будут бояться чуть больше. — Ты недовольна? — приподняла бровь Наташа. — Я в восторге, — фыркнула Шура. — Но предупреждаю: если кто-то попытается использовать его против тебя — я первая укушу. И не факт, что фигурально. Гийом, стоявший у двери, хмыкнул. — Я это учту. Шура посмотрела на него оценивающе. — А ты, значит, не из тех, кто исчезает, когда становится сложно? — Я из тех, — ответил он ровно, — кто появляется раньше. Она кивнула. — Тогда ладно. Живи. Днём Наташа впервые позволила себе то, что раньше откладывала: мечтать вслух. Она стояла на краю участка, глядя на запущенную землю, и говорила — не как стратег, а как женщина, которая видит будущее не только в цифрах. — Здесь будет сад, — сказала она. — Не показной. Рабочий. С лекарственными травами. И цветами — не ради красоты, а ради дохода. Мы можем делать масла. Настойки. Мази. — Ты уверена, что найдутся покупатели? — спросил Гийом. — Найдутся те, — ответила она, — кто захочет пахнуть не бедностью. Он усмехнулся. — Ты думаешь шире, чем принято. — Я просто помню, — тихо сказала она. — Чем это всё станет. Он не стал спрашивать, что именно она помнит. И это было правильно. К вечеру Наташа поняла ещё одну вещь. Её больше не воспринимали как временное явление. Не как странную женщину, не как удачу или ошибку. Её воспринимали как точку опоры. И Гийом — как часть этой точки. Когда они снова остались вдвоём, она сказала это вслух: — Знаешь… раньше я думала, что здесь выжить — это уже победа. — А теперь? — спросил он. — А теперь я хочу жить. Не прятаться. Не ждать. А строить. Он медленно наклонился и коснулся её лба губами — жестом почти старомодным, но оттого особенно интимным. — Тогда я останусь, — сказал он. — Надолго. Наташа закрыла глаза. Она знала: впереди будет давление, интриги, ошибки, потери. Но теперь у неё было то, чего раньше не было никогда. Не иллюзия безопасности. А союз. И это меняло всё.Глава 15.
Глава 15.
С утра пахло бедой — не той, что приходит с криком, а той, что подкрадывается вежливо. Наташа поняла это, когда увидела, как люди у ворот не заходят во двор сразу, как привыкли, а кучкуются сбоку, переглядываются, будто ждут, кто первый возьмёт на себя смелость произнести неприятное. Даже собака — старая, упрямая дворняга, прибившаяся к усадьбе недавно, — не лаяла, а стояла, насторожив уши, и тихо рычала в сторону дороги. Шура вышла на крыльцо, щурясь от серого света, и сразу уловила то же. — О, — протянула она, — у нас сегодня праздник: «пришли с лицами». — С лицами обычно приходят не на праздник, — спокойно ответила Наташа. Гийом появился мгновенно, будто вырос из воздуха. Без суеты, без лишних слов — просто занял позицию рядом, чуть позади, чтобы все понимали: Наташа говорит сама, но рядом стоит тот, кто не даст превратить разговор в расправу. — Кто там? — спросил он негромко. — Наши «интересующиеся», — отозвалась Шура. — И, кажется, кто-то новый. Новый и правда был. Человек в плаще, аккуратном, не крестьянском. Лошадь его держал паренёк, который явно привык подчиняться. Сам мужчина выглядел не богато, но так, как выглядят люди, у которых есть власть без золота: уверенно, чисто, с выверенной осанкой. Он остановился у ворот и не стал заходить — ждал приглашения, как вежливый нож ждёт, когда им начнут резать. Наташа спустилась с крыльца и подошла к нему сама. — Доброе утро, — сказала она. — Если вы пришли работать — проходите. Если говорить — говорите здесь. Мужчина чуть