Хотя, были ли эти людьми мне родителями?
Я скорее всегда был частью бизнес-проекта, той самой недостающей деталью в их идеальной жизни. Они думали, что я просто дополню их прекрасный образ, унаследую дело, стану послушной куклой и потом, в один прекрасный момент превращусь в такую же бездушную скотину, как и они, но где-то они просчитались, что-то пошло не так.
И я искренне рад, что мне удалось сохранить себя, но да, я жалею, что сделал так больно своей жене. Она единственный человек, который в меня верил просто так, единственная, кто помогла расправить крылья, единственная, ради кого мне захотелось добиваться всего, а они нет.
Если они исчезнут из моей жизни, не буду плакать, не буду сожалеть, потому что их и не было в ней, а вот если. Убрать Аню, то здесь моя жизнь превратится в кошмар, в груди образуется такая пустота, я сойду с ума от одиночества и невыносимой тоски.
— Да нет, я приехал ради другого, и у меня всего две темы для разговоров, — стуча пальцами по столу, отвечаю отцу, а сам перевожу взгляд то на мать, то на Мирославу, ее марионетку, хотя она их общая марионетка, каждый из них использует ее по своему, а девчонка глубоко заблуждается, что ведет свою игру, очень сильно ошибается.
— И какие же, говори. Ты гонишь нас, потом приходишь, отнимая наше время, а нам бы хотелось еще здесь отдохнуть, и раз ты приехал не мириться, то к чему тянуть, к чему эти театральные паузы?
Сцепив руки в замок и оперевшись на него подбородком, говорит мама, и, наверное, это последний раз, когда я ее так называю, прощальный.
— Первое. Мирослава сейчас едет со мной к моему специалисту, и либо мне подтверждают факт отсутствия беременности…
— Что? Я никуда с тобой не собираюсь ехать и не собираюсь слушать твоего купленного врача, — начинает возмущаться брюнетка, а мне искренне все равно, что она говорит я продолжаю свою речь.
— Либо, если факт беременности подтверждается, ей делают аборт, потому что мне этот ребенок не нужен. Если, — смотрю на нее предупреждающим взглядом, чтобы не смела меня сейчас перебивать. — Ребенок, не от меня и ты хочешь его сохранить, советую сказать об этом сейчас, потому что даже если ты продолжишь уверять меня, что он мой, я не буду делать никакие экспертизы, этого ребенка просто не будет.
Она бледнеет. Возможно и правда в положении, но точно не от меня. Уверен на все двести процентов.
— Мне не нужен ребенок от такой, как ты. У меня есть женщина, которая будет от меня рожать, и ты не она. Я тебя предупреждаю, подумай. Со мной тебе в любом случае ничего не светит, а вот с отцом ребенка у тебя еще есть шанс.
— Сын, ты перегибаешь палку. Ты не имеешь никакого права требовать это от нее даже думать об аборте. Это и ее ребенок тоже. Она может его сохранить, — вмешивается в этот разговор отец и даже хлопает ладонью по столу, пытаясь придать себе значимости, вот только я вижу в этом жесте поведение не мужчины, а мальчика, который боится.
— А мне все равно, что она может, а что нет. Надо было раньше об этом думать. Вы сильно просчитались. Мне не нужен то-то на стороне, но не будем отвлекаться.
Все трое тяжело вздыхают. Мать понимающе гладит Мирославу по руке, а мне все равно на этот разыгрываемый спектакль. Они могут сколько угодно притворяться, не поддамся на эти жалкие манипуляции.
— Второе, — беру папку в руки и прокатываю ее по столу к отцу.
Он удивленно выгибает бровь, потом убирает резинки на углах и начинает смотреть, что же там, и по мере того, как он перебирает страницы, все сильнее ослабляет галстук, расстегивает верхние пуговицы.
— Да, я хорошо постарался. Надеюсь, это достаточно показывает серьезность моих намерений. Если вы не исчезнете из моей жизни, если не забудете о моем существовании, то вся эта информация будет пущена в ход. Никому из вас это не надо. Надеюсь, мы друг друга поняли.
— Я твой отец. Как ты смеешь?
— Так же, как и вы, смейте лезть и в очередной раз, разрушая мою жизнь, — перебиваю его и не даю говорить.
Мирослава смотрит на родителей напуганными глазами и понимает, что дело запахло жареным.
— Вставай, Мирослава, нас ждет врач, — встаю из-за стола и бросаю на него купюру, расплачиваясь за кофе, к которому так и не притронулся. — Если не встанешь, это сделаю я. Выбирай.
— Сын, прекрати. Это мой единственный внук, не позволю, — пытается защитить ее мать, и голос ее весьма отчаянно-истеричный. — Единственный!
— Мирослава, я жду пять секунд.
— Виктор, — а это уже отец.
Глава 37
Аня
— Тоня, пожалуйста, дай мне свой телефон, я тебя очень прошу, — прошу подругу, едва она переступает порог дома.
Она смотрит на меня растерянно, но вместо того чтобы разуваться, тянется к сумке, ищет в ней гаджет и протягивает его мне.
— Спасибо, спасибо тебе большое, очень выручила. Проходи, проходи, пожалуйста.
Захлебываясь словами, говорю ей все это и, разблокировав ее телефон, сама спешу внутрь дома. Мне очень надо сделать одну вещь, и это я могу сделать только с ее телефона, чтобы все получилось, чтобы все прошло успешно.
Мне чертовски неудобно это так делать, чувствую себя мерзкой, гадкой, подлой, какой-то немного даже тварью, но у меня нет другого выхода. Я просто не знаю, как еще безопасно это сделать, чтобы все получилось.
— Ты можешь объяснить, что у тебя случилось, что у вас произошло? К чему эта таинственность и зачем тебе мой телефон, — раздувшись, Тоня приходит в гостиную и садится рядом со мной. — Понятно, ты что-то серьезное делаешь, — увидев мой сосредоточенный взгляд, говорит подруга. — Пожалуй, я пойду приготовлю нам чай, а ты пока занимайся своими делами.
— Да, спасибо, — говорю, ей, киваю, а у самой мысли, какая я плохая подруга, но мне действительно очень нужно это сейчас сделать.
Я должна подать заявление на развод, но, если сделаю это со своего телефона, боюсь, что муж может все узнать, боюсь, что может отменить его, или еще