А если бы даже были и те, кто задумывал изменить существующее положение дел, то пока точно ничего бы не предпринимали. Слухи, что новый канцлер под пули лезет так, как иные самые смелые генералы не могут себе позволить, ходили в Петербурге сразу же после того, как Александр Лукич Норов отправился воевать.
Если он так себя не бережет, если в застенках Петропавловской крепости, как недавно разнеслись вести, замучен до смерти Андрей Иванович Ушаков, а другого Андрея Ивановича, но уже Остермана, готовят к казни, то зачем же играть своей жизнью. Вон, сколь было много недовольным правлением Петра Великого, но ни одного дворцового переворота не решились делать. Казаки бунтовали, стрельцы, но не представители власти. Или же они просто очень быстро проиграли, сделав ставку на слабовольного сына Петра Алексея?
— На том позвольте мне, председателю Государственного совета Российской империи, считать наше собрание открытым, — провозгласил курляндский герцог Эрнст Иоганн Бирон.
После похорон Анны Иоанновны герцог некоторое время жил в Петербурге затворником, не появлялся в обществе, кроме только обязательных приемов. После посетил Курляндию, главой которой он всё-таки является, еще немало внимания уделил своим конным заводам.
Причём герцога заинтересовали не только конные заводы — он и выкупил большую часть разрастающегося каретного завода. На фоне, казалось бы, всеобщего помешательства промышленностью и новыми технологиями, Бирон также заинтересовался и решил включиться в этот процесс.
Хотя нельзя утверждать, что он делал это в угоду моде. Не было повальной заинтересованности в новшествах и во всём том, что было показано в Петербурге на выставках русских достижений. А дворянство, призванное по большей степени служить и кормящееся со своих поместий, промышленность всё ещё не воспринимало всерьёз. Многие так и вовсе считали, что не пристало благородному заниматься какими-либо производствами.
— Господин вице-канцлер, первый доклад ваш, — на правах главного человека на собрании, после престолоблюстительницы, конечно, Бирон предоставлял слово Бестужеву. — Опишите положение дел вокруг России.
Удивительным образом, но в последнее время с поразительной скоростью герцог продвигается на ниве познания русского языка и культуры. Сложно сказать, с чем именно это связано. Возможно, какие-то внутренние потребности, инстинкт самосохранения, подсказывают, что если он не будет меняться, то, в принципе, он уже не нужен этой Российской империи. Он — Бирон, он пережиток, мастодонт, который словно бы лишний в системе власти России. Фаворитом не быть, хотя Эрнст Иоганн и не отказался бы помять Елизавету. А кем еще быть? Министром? Так там же работать нужно не покладая рук. А тут конные заводы, худо-бедно, но выходят на самоокупаемость. Лучше им внимание уделить.
Вместе с тем горечь от потери императрицы и его любовницы прошла. Герцог попробовал было дело закрутить пару любовных интрижек, но почувствовал, что несколько охладел к этому делу. Так что по большей части времени уделял своей семье и, как это ни странно, хотел быть полезным России — причём как в частности, торгуя лошадьми за относительно низкие цены, так и в общем, стремясь помогать тому же Шувалову, на которого взвалилось огромное количество дел. Но делал это герцог не системно, от случая к случаю и по настроению. И все же…
Тем временем Алексей Петрович Бестужев-Рюмин встал, поправил свой тёмно-коричневый сюртук. Разложенная папка была в руках у вице-канцлера, но всем своим видом он показывал, что владеет материалом настолько хорошо, что ему нет никакой необходимости подсматривать в свои записи.
— С вашего позволения, ваше великое высочество, — обратился Бестужев к государыне. — Я начну свой доклад со Швеции. Конечно, война с нашим северным соседом не продолжается, перемирие в действии. Но с этим апломбом в ближайшее время нужно что-то решать. Датские дипломаты начинают выказывать волнение и тайно уже спрашивают, готовы ли мы в ближайшее время пойти с ними на Антишведский союз. Поляки не против поучаствовать в этом деле.
Бестужев сделал паузу, и установилось неловкое молчание. По сути, по этому вопросу сейчас мог высказаться только один единственный человек, но тот, который находится на войне. Это исключительно позиция нового канцлера Российской империи Норова. Это он категорически отказывался заключать мирное соглашение со Швецией.
— Ваше мнение, — бросила Елизавета Петровна.
Она всем своим видом хотела показать, что собирается сегодня деятельно поработать. Вот только государыня всё никак не могла войти в рабочее состояние.
Ночные приключения с её, теперь уже безоговорочным фаворитом, с Иваном Тарасовичем Подобайловым, до сих пор заставляли женщину обращать внимание на всплывающие эмоции относительно этого мужчины. Похоже, что страсть по Норову начинает постепенно заменяться страстью по Ивану Тарасовичу.
Сумел-таки Подобайлов удивить и в постели, и даже своим умом. Простым, казацким. Невольно вспоминался покойный Разумовский. Стоилом только Ивану Тарасовичу раскрыться, перестать чувствовать себя куклой в руках похотливой великовозрастной девочки, и все. Вот он!
— Моё мнение, государыня, в том, что нам безусловно нужно заключать верное соглашение со Швецией. Наш главный торговый партнёр, — Бестужев посмотрел в сторону сидящего тут же Петра Ивановича Шувалова, — просит об этом.
— Пусть датчане отправляют к нам своего посла в открытую. Даже если мы не заключим с ними договор и не станем делить Швецию, шведы будут ещё более податливы к любым переговорам, — дельно заметила престолоблюстительница.
— Позволено ли мне будет сказать? — спросил дозволения Головкин, нынешний министр иностранных дел.
Такой министр, который и министерством управлять не может из-за деятельности вице-канцлера и канцлера. Но, между тем, член Государственного Совета.
Бирон жестом указал на Михаила Гавриловича Головкина и тот начал говорить:
— Если Россия заключит союз с Данией, то, конечно, Швеции придет конец. Он и так придет. Дайте срок, вернется Миних, или Норов и скоро русские штыки будут стучать в ворота Стокгольма. Но если смотреть дальше, то усиленная Дания нам нужна. Более того, строить корабли можно на верфях Копенгагена. Их же команды собирать. И Дания станет соперницей Англии, противовесом войн между англичанами и голандцами. Нам и Америку будет проще с датчанами осваивать. Мы закрываем Балтийское море и все…
— Что все? — негодовал Бестужев.
— Господа! — руку поднял Бирон. — Это мнение господина Головкина и его мы обсудим позже. Сегодня на то планов не было.
Михаил Гаврилович присел. И плохо скрывал своего недовольства. Ему казалось, что Россия ведет слишком предсказуемую политику. А ведь можно сыграть на противоречиях. Нынче на пике противостояние на морях Англии и