Первый же патруль, наткнувшийся на их небольшую группу, был остановлен властным окриком Леши. Солдаты, увидев петлицы майора госбезопасности, инстинктивно вытянулись.
— Кто здесь старший? — Сразу взял на себя командование Леша.
— Я, товарищ майор, ефрейтор Сидоров!
— Немедленно проводи меня к командованию городского гарнизона. В штаб обороны.
Ефрейтор растерялся.
— Товарищ майор, я… не знаю… штаба нет… Каждый командир сам по себе… Связи с генералами тоже нет…
В голове у Леши холодно щелкнуло, требуется организовать оборону города.
— Тогда веди в военкомат. Быстро! И передай своему командиру, что его требует к себе майор НКВД Морозов, начальник обороны Белостокского рубежа.
Сам себя назначил, — мелькнула у него ироничная мысль, пока ефрейтор, отдавая честь, бежал выполнять приказ. В условиях войны тот, кто брал на себя ответственность, и был командующим. Особенно в условиях разгрома 1941 года, порой даже рядовой красноармеец, после гибели командира роты, офицеров и сержантов мог стать командиром полка окруженцев, точнее того, что оставалось к тому времени от полка, порой меньше роты, такого не знал и не мог знать майор НКВД Морозов, но поступил, как и поступали в то время многие… (от авторов мы знаем, что не было в 1941 офицеров, но фраза командиров и сержантов звучит неестественно, потому применен такой прием. Тут не мысли Леши, а рассуждения авторов и мы можем себе позволить использование такого слова.)
* * *
Кабинет военкома напоминал напоминал растревоженный улей. Человек десять офицеров — от старлея до пары майоров, — собранные его приказом и его железной волей, смотрели на майора НКВД без страха, напротив была надежда и абсолютное доверия. Как бы кто не относился к НКВД, но грозное ведомство воспринимали серьезно, а людей «оттуда», считали профессионалами до мозга костей. Коммунисты и комсомольцы этакая «гвардия» СССР, элита! А НКВД, «гвардия» внутри «гвардии», элита элит, лучшие из лучших. Военком, старый, седой майор Гуров, выглядел растерянным и был бледным, стоял перед своим же столом, уступив свое место Леше.
— Ситуация ясна, — голос Леши резал тишину, как стекло. — Штаб фронта не функционирует, связь потеряна, на уровне штаба фронта, армий и даже дивизий. Письменного приказа на отход из города я не видел. Верить немецкой пропаганде, что все пропало и мы должны бежать бросив город и наших советских граждан считаю преступлением! А значит, последний приказ остается в силе: защищать рубежи! Защищать нашу Советскую Родину!
Он медленно обвел взглядом собравшихся.
— Наша задача — организовать оборону Белостока. Превратить его в крепость. Я принимаю командование на себя. Вопросы есть?
Один из майоров, танкист, с орденом Красного Знамени на гимнастерке, мрачно хмыкнул.
— Товарищ майор НКВД, а на какие силы мы будем опираться? Немецкие танки могут быть здесь хоть завтра.
— На те силы, что есть в городе, товарищ майор, — парировал Леша. — А их, как выясняется, немало. И прежде чем говорить о танках противника, давайте разберемся со своими. — Он посмотрел на военкома. — Товарищ Гуров, вы остаетесь при мне, отвечаете за учет личного состава и взаимодействие с городскими властями. — Взгляд перешел на худощавого майора-интенданта. — Вы — начальник снабжения. Мне нужен уже через час полный отчет по всем складам: оружие, боеприпасы, продовольствие, ГСМ. — Наконец, он посмотрел на молодого капитана в идеально чистой форме. — Вы — начальник ПВО. Ваша задача — организовать круговую противовоздушную оборону, используя все имеющиеся зенитные средства. С этого момента это — штаб обороны города. Приступайте к работе.
Он не оставил места для дискуссий. Его тон не предлагал, а констатировал. И в этом был такой заряд уверенности, что даже опытный майор-танкист, после секундной паузы, коротко кивнул: «Есть».
Отчеты, поступавшие в течение следующего часа, повергли бы в шок любого генерала в иной ситуации. Но Лешу они лишь заставили холодно улыбнуться. Хаос и отсутствие единого командования привели к тому, что в городе и вокруг него скопились нетронутые запасы нескольких отступающих дивизий и частей укрепрайона. Имелись огромные заполненные под самую маковку склады НЗ на случай войны, именно его случай…
— Склады с стрелковым оружием, — докладывал интендант, — забиты под завязку. Винтовки, патроны к ним, гранаты, пулеметы ручные и станковые, автоматические винтовки, пистолет-пулеметы и даже некоторое количество противотанковых ружей. (От авторов противотанковые ружья были известны еще со времен Первой Мировой Войны, потому они были на складах) На артиллерийских складах — снаряды к дивизионным пушкам, есть несколько батарей в парке, как прямого назначения артиллерия, так и вспомогательного ПВО. На складах ГСМ — полный порядок с горючим, трудно назвать точные запасы, но они колоссальны. И… — он сделал паузу, — на железнодорожной ветке стоит эшелон. В нем — двенадцать новейших 85-мм зенитных орудий, с полным боекомплектом, впрочем БК для этих зениток есть и на складах.
Леша посмотрел на капитана-зенитчика. Тот понял без слов. Его лицо озарилось.
Пока штаб кипел работой, Леша вызвал к себе свой сводный отряд. Двадцать девять человек (число увеличилось по дороге и присоединению беглецов-одиночек), что пришли с ним, стояли перед майором НКВД готовые выполнить приказ.
— Сержант, — обратился он к старшему пограничнику. — Вы и ваши люди — костяк комендантского взвода. Задача — навести порядок в городе. Пресекать мародерство, панику, возвращать в строй отступающих одиночек. Вооружайтесь на складах. Лейтенант Волков, вы — мой связной.
Через час его «комендантский взвод», уже вооруженный винтовками и двумя ручными пулеметами Дегтярева, приступил к патрулированию улиц. Это была капля в море хаоса. Но это был первый шаг. Первый кирпич в стене обороны города, которую он, майор Морозов, собирался возвести на пути врага. У него не было дивизии. Но у него был приказ в собственной голове и воля, чтобы его отдать другим. И этого на первых порах было достаточно.
Вокруг закипела жизнь, приходящего в себя города, набитого разношерстными войсками, как бочка селедкой. Изначальный хаос начал отступать, превращаться в упорядоченную сосредоточенную работу армии. Леша не знал и не мог знать, но