Страха у меня от такой новости, что приказ на мою ликвидацию пришёл из самого Берлина, не было. Скорее, какое-то странное удивление и даже, как ни парадоксально, некоторая гордость. Значит, наша работа настолько важна, что сам фюрер обратил на неё внимание. Но, конечно, мало приятного в этом. Они ведь, гады, наверняка попробуют ещё и не раз. Ресурсов у них для этого хватит. Ну что же, будем иметь в виду и быть постоянно начеку.
Грозные приказы из Москвы, тем более подписанные самим Берией, выполнять надо немедленно, без промедления. И пока я беседовал со вторым секретарём горкома партии, обсуждая детали произошедшего, мне уже выделили новую персональную машину с водителем. Им оказался опять Михаил, которого я уже знал. Он вместе с Андреем был отправлен получать табельное оружие и проходить ускоренный инструктаж по его применению.
Эту новость мне сообщил начальник охраны партийного дома, поднявшийся в кабинет второго секретаря. Он вежливо, но настойчиво посоветовал мне из-за этого задержаться в горкоме до четырнадцати часов.
— Товарищ Хабаров, пока ваши водители проходят инструктаж и получают оружие, лучше вам остаться здесь, — объяснил он. — В здании безопасно, охрана усилена. А к двум часам дня всё будет готово.
Я решил последовать умному совету и отправился в свой отдел на втором этаже. Но никого там, естественно, не застал в это утреннее время. На место Гольдмана, ушедшего директором завода, никого ещё не назначили, и все его многочисленные поручения и обязанности переложили на оставшихся инструкторов горкома. И никого особо не волнует, что их осталось всего двое на весь огромный объём работы. Поэтому их участь теперь, крутиться как белки в колесе, пытаясь объять необъятное и успеть везде.
А я отправился в секретную часть горкома. Раз уж появилась такая редкая возможность и свободное время, то надо ею воспользоваться и поподробнее ознакомиться со всеми свежими Постановлениями ГКО, приказами наркоматов и прочими руководящими указаниями, касающимися восстановления города и области.
Ничего особо интересного я для себя поначалу не нашел. Всё это, хотя бы в общих чертах, мне уже известно из устных докладов и совещаний. Но последним в папке оказался приказ наркомата строительства. Он совсем свеженький, пришёл из Москвы буквально вчера поздно вечером и назывался «О строительстве в н. п. Михайловка Сталинградской области цементного завода».
Я начал читать внимательно, и с каждой строкой понимание масштаба проекта росло.
Этот приказ ситуацию вокруг строительства этого завода менял совершеннейшим, кардинальным образом. С сегодняшнего дня это не стройка областного или даже республиканского значения, а всесоюзная стройка, которая полностью будет вестись силами и средствами наркомата строительства СССР. И товарищ нарком Гинзбург за это дело отвечает персонально перед Государственным Комитетом Обороны.
Для непосредственной работы на стройке решено привлечь всех сотрудников простаивающего сейчас Сенгилеевского цементного завода, и всех цементных дел мастеров, успевших эвакуироваться из всех городов Союза, где была такая промышленность до войны.
На новый строящийся завод приказано срочно направлять всё соответствующее специализированное оборудование, которое успели эвакуировать в тыл в сорок первом и сорок втором годах с временно оккупированных территорий. Часть оборудования возможно даже будет снята с других цементных заводов страны, если специальные комиссии решат о их недостаточной загрузки. Сроки строительства установлены даже ещё более жёсткие, чем планировалось изначально. Через полгода это должно быть уже полноценно работающее предприятие с полным циклом производства. А первую продукцию, пусть и в ограниченном количестве, завод должен дать уже к первому июля этого года. И одним из приоритетных, первоочередных потребителей продукции нового завода назван город Сталинград и вся область.
Наш персонал на стройке будет существенно разбавлен военнопленными, причём не только немецкими, но и румынскими, итальянскими, венгерскими. И это будут не только простые чернорабочие, но и взятые в плен инженеры, техники и просто те, кто имеет образование выше среднего и может быть полезен.
На последней странице приказа ещё раз особо подчёркнуто и сказано о том, что продукция нового завода в первую очередь пойдёт на восстановление Сталинграда и области, а уже потом на другие стройки страны.
Я перечитал приказ дважды, осознавая его значимость для нашей работы. Это означало, что проблемы с цементом будут решены кардинально.
Начальник охраны ещё утром сказал, что раньше четырнадцати часов сегодня мне не судьба покинуть партийный дом из соображений безопасности. И раз уж так всё сложилось, то отказываться от возможности спокойно пообедать в нормальных условиях, за столом, а не на бегу, большая глупость. И из секретной части я направился в нашу столовую.
Мне, конечно, сложно объективно сказать, как в целом обстоят дела со снабжением продовольствием в городе, но в нашей партийной столовой кормят всё лучше и лучше чуть ли не с каждым днем. И скорее всего дело даже не столько в улучшении снабжения, сколько в грамотном налаживании самой работы кухни и организации процесса. Я, например, вижу, что намного повысилась дисциплина среди персонала: повара и весь персонал начали намного лучше выглядеть, банально в столовой стало больше порядка и чистоты. И видно, что люди на рабочих местах просто больше шевелятся, работают с желанием.
Это, кстати, сразу же самым непосредственным образом сказывается на качестве приготовления и ассортименте блюд. Сейчас, во время войны, конечно, смешно, да, наверное, и кощунственно говорить об этом вслух. Но готовить просто на отвали, по принципу «и так сойдёт», «всё равно съедят», когда есть возможность людям организовать хоть какую-то маленькую радость в их тяжёлой жизни, на мой взгляд, преступно и недопустимо.
И, похоже, наши повара это хорошо понимают и начинают готовить так, что действительно пальчики оближешь. По крайней мере, все из столовой выходят с какими-то умиротворёнными, довольными лицами, а не с обычным военным выражением постоянной озабоченности.
Лично мне любой поход в нашу столовую заметно повышает настроение. Во время еды всегда появляются почему-то светлые мысли о мирной жизни, о том времени, когда кончится эта проклятая война. Когда миллионы наших бойцов вернутся домой с фронтов, всё разрушенное будет восстановлено и отстроено заново. А я лично женюсь на какой-нибудь хорошей девушке и буду спокойно приезжать или приходить домой на обед. Лепота, одним словом, сказочная.
Мои мечтания о послевоенных мирных обедах за семейным столом были самым жестоким образом прерваны начальством, когда я над собой услышал знакомый голос Виктора Семёновича:
— Георгий