Берендей заворчал.
— С чего ты решил, что я…
— С того, что я их задницы прикрою, а через них и остальное двоедушевское сообщество. Смекаешь?
— Тоже мне, Джек Воробей. Ну, слушай, холдинг «СеверЛесСтрой». Лес, девелопмент. Контора «Волчий Камень», иронично, правда… С немцами связаны. «Фенрир-Инвест» работают по Скандинавии и, внезапно, по Кюрасао. Такие, как ты описал, только этим есть, что терять.
— Принял. Спасибо, Берендей.
— «Спасибом» ипотеку от Сбербанка не закроешь. Знаешь, какие ставки конские сейчас? Вот-вот. А тут ещё Собянин… В общем, жду оплату.
Я повесил трубку. Теперь у меня был список. Я подошёл к озеру. Приказал воде, и мой чёрный чемоданчик плавно поднялся со дна и лёг на берег.
Я принёс его домой, снова вскрыл с помощью магии и всё так же, не зная кода. Деньги меня больше не интересовали. Я начал перебирать папки. Десятки, сотни листов компромата. И я искал. Искал знакомые названия.
«СеверЛесСтрой». Есть. Целая папка. Много-много цифр, что бы они ни значили. «Волчий Камень». Тоже есть. И чего я не удивлён? «Фенрир-Инвест». Сидят на голландских кредитах. Якобы. А на самом деле голландские фирмы тоже принадлежат им. А ещё они финансируют частную военную компанию, которая работала в Африке. Ну, это у нас приветствуется по линии волонтёрство.
Я аккуратно изъял эти листы из общего дела. Это будет моими личными козырными тузами в игре, которую я ещё разыграю, если меня в том шторме, который я сейчас вызову, не смоет.
Оборотни — существа прагматичные. Они ценят силу, власть, кровь и деньги. И они очень не любят, когда кто-то суёт нос в их семейные дела. А вот тех, кто их прикрывает… Не сказать, чтобы любят, но бывают благородны.
Я снова спрятал чемоданчик на дне озера, оставив у себя лишь несколько самых важных бумаг, которые тоже спрятал, но внутри межкомнатной двери.
Папку с документами на завод положил в стол. Как ни странно, она секретной не была.
Теперь я был не просто почтальоном. Два в одном. Вообще-то у меня бизнес свой, а почтальон я так, для души.
Глава 22. Сделка
Ночь прошла без сна. Я сидел за столом, и свет старомодной настольной лампы выхватывал из темноты печать, тяжёлый металлический кругляш с выгравированной надписью «ЗАО «Колдухинский кирпичный завод»» и стопку документов, которые делали меня хозяином этой мёртвой земли. Это была странная, почти сюрреалистическая ночь. Я чувствовал себя игроком, который внезапно получил на руки набор сильных карт, но пока что не уверен, что сможет хорошо их разыграть.
Утром, едва рассвело, я направился к опорному пункту. Воздух был влажным и холодным, пахло мокрой листвой и дымом из редких печных труб. Посёлок ещё спал, и в этой тишине мои шаги по раскисшей тропинке к опорнику казались оглушительно громкими.
Колонка так и стояла раскуроченная, никто и не собирался приступать к ремонту.
Чёрный микроавтобус Дениса был на своём месте. Я постучался в его окошко, но оттуда мне никто не ответил. Видимо, владелец уже пошёл занимать «рабочее месте» в допросной, чем наверняка теснил участковую.
Я открыл дверь опорника с лёгким раздражающим скрипом. Участковой не было, но за своим «дальним» столом сидела Василиса, я приветственно помахал ей и негромко спросил:
— А Денис Иванович?
Я вошёл без стука.
Инквизитор сидел за столом, на котором были разложены папки с какими-то документами и пил свой неизменный горький кофе. Вид у него был такой, будто он не спал несколько суток. Мешки под глазами стали ещё темнее, а на щеке прорезалась свежая царапина.
Смазав взглядом папки, я понял, что у него там данные на Хана, на Котлярова и главу администрации Павла Семёновича. Денис проверял выдающихся людей посёлка Колдухин.
— Что-то случилось, почтальон? — спросил он, не поднимая головы. — У меня много работы. Я как раз изучал биографию твоего утопленника, предшественника. Очень познавательно.
— Херня твоя работа. Я твоя работа. Пришёл написать заявление.
— Участковой?
— Тебе.
Он поднял на меня уставший, безразличный взгляд.
— Какое ещё заявление? Жалоба на бесов? Хочешь расследовать, откуда они явились? Честно тебе сказать, мне бы хотелось, чтобы этим занялись местные или мы бы вообще переморгали ситуацию. В конце концов, никто же не пострадал, не считая разве что водной колонки.
Я проигнорировал его сарказм.
Сел напротив, взял с его стола чистый лист бумаги и дешёвую шариковую ручку. И начал писать. Чётким, разборчивым почерком я излагал суть:
«Прошу принять меры и возбудить уголовное дело по факту организации на территории ЗАО «Колдухинский кирпичный завод» нарколаборатории по производству наркотических средств организованной преступной группой, действующей под прикрытием религиозной организации «Община Новая Эпоха Космоса» …
Денис молча наблюдал за мной. Когда я закончил, он взял у меня лист и пробежал его глазами.
— Ты, конечно, интересные тут штуки пишешь, занимательные, — хмыкнул он. — Только это всё не ко мне. Светлана Изольдовна вернётся с обхода, подашь. Или в райцентр дуй, в подразделение Госкомдури. А у меня своя работа. Они же не того… Не из твоих? Они люди.
— Люди — хрен на блюде.
— Да и вообще, они скажут, что ты на них наговариваешь, за то, что они почту не давали возить через их территорию. И будут правы.
— Нет. Погоди. Я пришёл с тобой договориться. К тому же вес моему заявлению придаёт один маленький, но важный факт.
Я достал из кармана печать.
— Я — новый генеральный директор ЗАО «Колдухинский кирпичный завод», — я обмакнул печать в штемпельную подушку, и с силой приложил к бумаге, прямо под своей подписью. Синий оттиск получился чётким и ясным. — Я, как официальное лицо, заявляю, что на территории моего предприятия действует ОПГ. И я требую от правоохранительных органов немедленно принять меры.
Денис заворчал как разбуженный в полуденный день старый пёс.
Ему, конечно же, стало интересно:
— В какой момент ты стал официальным лицом, Вадим Иванович? Ты не хотел рассказать об этом своём статусе ФСБ? Может, это влияло бы на расследование.
— Документы были на оформлении, только вчера вечером всё провели. Да, я директор завода и пришёл общаться не с участковой Светланой Беккер, а с тобой.
— Это как-то связано с моим расследованием? Если нет, то мне не интересно.
— Связано.
Денис замер. Он смотрел то на печать, то на меня. Его безразличная маска сменилась недоверием, потом удивлением.
— Ну, валяй, связывай. Рассказывай всё, как на духу, — предложил он и я обычно