Если представить, что Шарпей — это шарик репейника, то его надо выдрать отсюда.
Глава 23. Наказание
Сила мегалита гудела во мне тихой, мощной музыкой, силой и ощущением, что я стал частью природы, частью полей, воздуха и конечно же, воды. Разумной и управляющей частью, не всесильной, чего уж там обольщаться, просто чуточку больше чем простой двоедушник. Однако всё же теперь Колдухин мне покидать не хотелось, сама эта местность даровала мне новое, недоступное за тысячу лет моей жизни, ощущение. Я никогда не был хозяином мегалита и даже мечтать о таком не мог.
Не так уж много мегалитов разбросаны по земле и примерно никто из них не прозябает без хозяина. Что заставило прошлого владельца оставить мегалит? Трудно сказать, сам камень мне о таком не расскажет.
Я неторопливо шёл, ведя велосипед за руль по тёмным улицам Колдухина, и мир казался другим. Более чётким, более понятным. Я видел нити судьбы, которые связывали людей и события, чувствовал их страхи и желания. Я был уже не просто наблюдателем. Я был дирижёром, которому предстояло заставить этот разругавшийся оркестр играть что-то осмысленное и красивое.
Велосипед я завёл во двор, по такой темноте пытаться ехать на нём — сравнимо с русской рулеткой, только единственный патрон не в револьвере, а в пистолете. Однако в дом я не пошёл, намеченные на сегодня дела пока ещё не закончились. И важные ноты в моей новой симфонии должна сыграть кикимора Тамара. Но прежде всего ей нужно об этом узнать.
Её дом на улице Желанной встретил меня враждебной тишиной. Окна были тёмными, но я знал, что она там. Чувствовал. И она знала, что я иду, ощущала, вздрагивала от моих негромких шагов, раздувала ноздри как охотник.
А раз так, то я не стал стучать, а просто толкнул калитку и вошёл во двор.
Дверь открылась и наперехват мне, так сказать, встречной атакой вышла Тамара, которая к тому же рефлекторно выставила «руки в боки», став на крыльце чтобы быть выше меня.
Так и стояла, буравя меня взглядом, красивая и опасная, как дикая кошка. Её дочери-подростки выглядывали из-за спины матери, и в их глазах плескался страх и ненависть.
— Что тебе нужно, Водяной? — спросила она. Голос её был холоден, как озёрная вода в Ладоге в ноябре. — Я же сказала, мы скоро уедем. Оставь нас в покое.
Я медленно поднялся по ступенькам, став к ней практически в упор.
— Может уедете, может нет, — не стал спорить я. — Но сначала ты кое-что для меня сделаешь. Ты выдашь мне богатого бандюка, которого прячешь.
Она рассмеялась. Смех получился резким, неестественным, вымученным.
— Ты с ума сошел? Какой ещё богач? Ты ошибся адресом. У меня в доме только я и мои девочки. Сиротинушки. И мы боимся тебя и твоего прихода.
— Хватит ломать комедию, Тамара, — я сделал шаг вперёд, и она невольно отступила. Сила, исходившая от меня, была почти осязаемой. Она давила, заставляя воздух вокруг густеть. — Я точно знаю, что он у тебя. Морковский Олег Васильевич, подпольная кличка — Шарпей. Убийца, вор и просто очень плохой человек. Он здесь, в твоём доме и он мне нужен.
Её лицо изменилось. Маска безразличия слетела, обнажив удивление и страх.
— Ты… Что произошло с тобой? Ты изменился, Водяной. И откуда… откуда ты знаешь?
Она больше не спорила, хотя и сказать «да» не спешила.
— Слушай, там же с перестрелкой история какая… — я говорил медленно, спокойно. Словно пересказывал сюжет кино, а не ситуацию, которая взбаламутила тихую жизнь Колдухина. — Подъехал твой Шарпей… ну, на тот момент он ещё был не твой… А из-за угла заброшенного дома вышел… второй участник перестрелки, называть я его не буду.
Кикимора прищурилась. Скорее всего, ей было интересно узнать больше деталей, но все части пазла останутся только у меня. Никто не узнает полную картину, кроме меня.
— Так вот… Бах-бах и оба-два лежат. Второй, который неизвестный, с трудом встаёт, он ранен, но превозмогая боль, бредёт через огород на берег, садится в лодку и уплывает. Тут появляются два пацана, ребёнка… Кто они, я тебе тоже не скажу.
— Что же ты тогда мне вообще скажешь?
— То, что тебя касается… Они со смесью ужаса и любопытства смотрят на валяющегося богатея в костюме, на Морковского и видят в его машине, за открытой дверью, чёрный чемоданчик! Насмотревшись американских фильмов, они чемоданчик тиснули. В порыве, так сказать. Может и ещё что взяли бы, может быть, взрослых бы позвали, но их спугнула ты и твои девочки, идущие из школы и администрации. Ну, то есть до администрации ты тогда не дошла, я там был, не видел тебя.
— Какое тебе дело до моих субсидий, Водяной? Я детей одна ращу, я мать-одиночка!
— Ты их отцов убила, ну, может, кроме первого. Погоди. Ты увидела, что подстреленный, хозяин машины, жив. Он вообще не ранен, не считая сломанных рёбер и того, что при падении получил сотрясение мозга. И со своим богатым жизненным опытом ты увидела в этом заезжем богаче перспективу. Ты прикинула хвост к носу, что новый муж тебе нужен, а этот вроде представительный, а солидные мужчины на дороге не валяются… Хотя, этот как раз валяется, но тут уж явно в порядке исключения. Для тебя это может быть отличным вариантом. И ты с дочерями его утащили и применили по пути свою магию, чтобы вообще никто не запомнил, что вы кого-то там пёрли.
— Мы бы на машине уехали, — хмуро прокомментировала она. — Тогда бы ни расследования не было, ничего бы не было. Все джип заметили. Да не умею я водить-то. А всё почему? Денег нет, девок тяну одна, без мужа, все меня бросили, несчастную мать-одиночку! Даже опека мозги крутит!
— Так вот, — проигнорировал я её нытьё, — ты его к рукам прибрала, чтобы заставить жениться на себе и уехать из Колдухина в светлое будущее.
— Вот и не мешай одинокой женщине устраивать свою судьбу! Он ни в чём не виноват, он жертва нападения. А моим дочерям нужен отец!
— Такой не нужен.
— Не тебе решать, Водяной! Уходи! Это мой дом, мы за него драться будем, а вода твоя… Вода твоя далеко!
— Везде есть вода, но мне не нужно с тобой драться, Тамара. Ты же чувствуешь во мне изменения?
— Да… Что такое? Что за колдовство?
— Колдун-камень.