И я понял, что он прав. Я был призраком. Тенью, бродящей по лесам и вырезающей другую нечисть. Но чтобы добраться до самого сердца тьмы, до того, кто скрывался за всем этим, мне, возможно, придется выйти из тени. Зайти в логово врага с его же стороны.
Это была игра. Новая, странная, отвратительная игра. Но правила диктовал не я. Поэтому медленно кивнул.
— Хорошо, дед. Сделай свою бумагу.
Захар улыбнулся так, словно снял с себя тяжелый груз.
— Ладно. Привезет он мне бланки, мы сфоткаем тебя, и все будет как у людей.
Он ушел, оставив меня наедине с горшком похлебки и новой, гнетущей мыслью.
Я вышел на улицу, под холодное, предрассветное небо. Я стоял и смотрел на спящую деревню, на лес, на звезды, что были такими же, как и тысячу лет назад.
Мир изменился. Чтобы сражаться с его монстрами, мне пришлось надеть его личину. Стать одним из них. Человеком с бумагой, удостоверяющей личность.
Я горько усмехнулся. Ветер донес до меня знакомый, тошнотворный запах разложения. Где-то недалеко снова открылась трещина.
Я обнажил клинок. Охота продолжалась. Но теперь у нее была еще одна, странная цель — стать своим в мире, который и так был моим. Смешно скрываться, как тать в лесу — как низко пал сын Великого князя. Но зато я пока свободен и не готов идти в большой мир. Поэтому пусть он еще немного подождет…
Глава 7
Дед Захар оказался человеком слова и дела. Уже через неделю его племянник, румяный и чуть дерганный парень в форме жандарма, в скрипучей кожаной куртке, привез в деревню странный ящик с лампой-вспышкой и громоздкий фотоаппарат. Меня сфотографировали на фоне белой простыни, повешенной на стену моей же избы. Я стоял, ощущая себя полным идиотом, в то время как слепящий свет выхватывал из полумрака мое невозмутимое, постаревшее, но все еще исполненное былой мощи лицо.
Еще через две недели Захар торжественно вручил мне небольшую книжечку темно-красного цвета с золотой надписью: «Паспорт гражданина Российской Империи».
В ней значилось мое новое имя: Мстислав Михайлович Олегов. И стояла печать. Я листал эти страницы, чуть задержавшись на фотографии, с которой хмуро смотрел на меня старик с моими чертами лица. Документ в руках ощущался странно тяжелым. Какой-то кусок бумаги, испещренный штампами и цифрами, теперь определял мое существование в этом безумном мире. Я был легализован. Вписан в систему. Стал видимым для машин, что правили людьми. Не на долго — я все же меняюсь, но пока хватит.
Но, как оказалось, одного признания было мало.
— Теперь с деньгами надо определиться, Мстислав Михайлович, — как-то вечером сказал Захар, раскуривая свою вонючую трубку.
Мы сидели на завалинке у его избы, глядя, как солнце неспешно садится за лес, окрашивая небо в багровые тона.
— Без денег нынче — хоть с бумагой, хоть без, — ни шагу ступить.
— Деньги? — я хмыкнул. — Золото, серебро? Оно у меня есть.
Я мысленно потянулся к тому самому потаенному карману реальности, что всегда был со мной — небольшому, но верному хранилищу, куда я сложил самое ценное еще века назад. Доступ к нему, слабый и едва уловимый, начал возвращаться ко мне по мере восстановления сил. Я ощутил тихий щелчок в сознании, и на моей ладони материализовалась тяжелая, потускневшая от времени золотая новгородская гривна.
Я протянул ее Захару. Он взял монету, повертел в руках, взвесил, потер, присвистнул.
— Старина, это да… Ценная вещица. Для музея. Иль для какого богатого чудака-коллекционера. Но в лавке на нее хлеба не купишь. Не примут.
Я смотрел на него, не понимая.
— Почему? Это же золото.
— Мир другой стал, — вздохнул дед, возвращая мне монету. — Золото, оно для банков, для сейфов, для спекулянтов. А для простого люда — вот они, деньги.
Он достал из потертого кошелька несколько разноцветных бумажек с портретами каких-то незнакомых мужчин.
— Наличные. Бумажные.
Дед Захар протянул мне одну. Я взял ее. Бумага была тонкой, шершавой, пахла чем-то химическим. На ней был изображен суровый мужчина с бородкой и подпись «100 рублей». Сто рублей. Какая-то абстрактная, ничем не обеспеченная единица. Я почувствовал себя абсолютным дебилом.
— А у кого побогаче, у аристократов этих, — Захар махнул рукой в сторону невидимого города, — так те вообще бумажками не машут. У них карточки. Пластиковые. В них все деньги виртуальные, в компьютерах живут. Поднесешь к аппарату — он пискнет, и все, оплатил. Или через браслет отправляют. Рассказывали так, сам-то я такого не видел, поэтому, может, и врут.
Мой мозг отказывался это воспринимать. Электронные деньги? Деньги, которых нет? Не пощупать их, не ощутить их тяжесть в кошельке? Я, видевший горы серебра и золота в княжеской казне, не раз державший в руках дирхемы арабские, византийские солиды, не мог постичь эту высшую математику доверия к ничего не стоящей бумажке и писку машины.
— И как… как их получить? Эти бумажки? — спросил я, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Охота на мертвецов, битва с демонами — это было понятно. А вот это…
Захар хитро прищурился.
— Так ты ж лучший охотник в округе. Шкуры твои — хоть медвежьи, хоть волчьи — первосортные. Ни дырки, ни порчи. Раньше я их просто на обмен пускал, а мог бы и продавать. В городе за них дают хорошие деньги. Наличными.
Он предложил мне сделку. Я бью зверя и приношу шкуры. Он их сдает перекупщикам, а мне отдает часть выручки. Процент он назвал честный, я это почувствовал. Он не пытался обмануть. Он пытался встроить меня в этот новый, чужеродный мир.
Я сидел молча, сжимая в кулаке привычную, такую родную золотую гривну, которая теперь была всего лишь музейным экспонатом. Мои легендарные мечи, мои доспехи, мои запасы золота и серебра — все это было бесполезно. Чтобы выжить, чтобы перемещаться по миру, чтобы, в конце концов, найти Хозяина, мне нужны были эти разноцветные бумажки!
Горькая ирония ситуации заставляла меня усмехнуться. Мстислав, волхв-витязь, потомок великих князей, вынужден торговать шкурами, как какой-то промысловик.
— Ладно, — я сдался. — Договорились. Шкуры — тебе. Деньги — мне.
С этого дня мои ночные вылазки обрели новый смысл. Двойную цель. Я по-прежнему рыскал по лесу, выслеживая мертвяков, перекрывая щели, из которых они лезли. Я вырезал их без жалости, поглощая их жалкую энергию, капля за каплей омолаживая свое тело. Это была главная охота.
Но теперь по пути я стал обращать внимание и на зверя. Не просто убивать для пропитания, а добывать аккуратно,