— Гасило работает по-другому, — пояснил Горек. — Оно не забирает тепло у чаро-огня, оно разрушает заклятие, которое этот огонь создаёт. Достань амулет!
Королевич придержал светильник, а я освободившейся рукой достал амулет и посмотрел на него — все руны на диске светились, показывая, что гасило вовсю работает.
— И надолго его хватает? — спросил я.
— Тоже зависит от того, какого размера пламя, но подольше, чем огнекрада. Тут ведь надо понимать, что не бывает пожаров с чаро-огнём, эти амулеты нужны, чтобы не бояться згарников и различных огненных заклятий. Пока гасило на тебе, огненная сетка от згарника к тебе просто не прилипнет. Она, как вода, стечёт на землю.
Я вытащил руку из магического светильника и положил амулет на стол.
— Если вы не понимаете, что это очень редкие и ценные амулеты, то я вам это объясню, — заявил Горек в своём любимом стиле. — Такие могут делать только гораны.
— А огневики? — спросил я.
— Не думаю.
— Ты хочешь сказать, что ваши кузнецы искуснее чаровников?
— А ты забыл, кто делает для огневиков и всего Девятикняжья светильники, очаги, ядра для згарников и ещё кучу вещей, которые создают чаро-огонь? — спросил Горек и рассмеялся. — Наши кузнецы знают всё об этом огне, мы знаем все заклятия и руны, которые его вызывают и поддерживают. Неужели ты думаешь, мы не знаем, как его гасить?
Горек снова расхохотался, да так искренне, что аж прослезился.
— Получается, огневики, используют в згарниках чары, которые накладывают на ядра гораны, — сказал я. — Но ведь чаровники и сами могут накладывать чары.
— Конечно, могут, — подтвердил королевич. — Ещё как могут. Сильный чаровник тебя может испепелить одним взглядом, если на тебе никакой защиты не будет.
— А они каким огнём испепеляют?
— Чаро-огнём, конечно. Живой огонь они не любят. Он разрушает большую часть чар огневиков, и они ничего не могут с этим поделать. Поэтому они его боятся и запрещают.
— Я думал, они его запрещают, чтобы торговать чаро-светильниками и чаро-жаровнями, — сказал я.
— И это тоже, — согласился Горек. — Но в первую очередь из-за того, что он разрушает их чары.
— Получается, огневики уязвимы перед живым огнём?
— Нет, перед живым огнём уязвимы их чары.
— И в чём разница? — не понял я.
— В том, что любой чаровник может надеть амулет типа огнекрада, зачарованную специально под него одежду и не бояться живого огня, — пояснил королевич. — Но их обычные чары в большинстве своём перед живым огнём бессильны.
— Например?
— Ну вот ударишь ты своим мечом по зачарованному доспеху огневика и не пробьёшь его. А факелом по башке ему треснешь — и ему будет больно.
Горек снова рассмеялся.
— Конечно, я упрощаю, но примерно так это работает, — продолжил он. — Например, зачарованную огневиками рубаху стрела не пробьёт, даже тяжёлая железная. А горящая — запросто. Конечно, чаровники все носят амулеты для защиты от живого огня, но в любом случае это лучшее средство, чтобы побить огневика. А ещё живым огнём можно снимать чары с предметов. Зачаровали дверь — никак её не выбить, а тому, кто бьёт, от каждого удара только хуже становится. Ты подносишь факел с живым огнём, проходишь пламенем по все двери не спеша, и нет больше никаких чар.
— Забавно, — усмехнулся я. — Лучшее средство против огневика — огонь.
— Топором по голове — лучшее средство против огневика, — сказал Горек. — Что тут у нас ещё осталось?
Королевич взял со стола третий амулет — небольшой кожаный мешочек на шнурке, развязал его и высыпал себе в ладонь содержимое — пять чёрных, перламутровых бусин, каждая размером с горошину. Горек аккуратно взял одну бусину, продемонстрировал её мне и заявил:
— Слеза разрыва. Ценная штука. И редкая.
— И название интересное, — заметил я.
— Потому что там внутри каменная слеза, если раздавить горошину, она сразу же впитается в кожу и сделает тебя примерно на минуту невосприимчивым к заклятиям. Вообще, к любым. А если на тебя что-то уже наложено, слеза остановит действие. Разорвёт любые чары: урон, иллюзии, подавление, вообще любые.
— Но всего на минуту? — уточнил я.
— Примерно, — ответил Горек. — У всех по-разному, но около того.
— Маловато. А чтобы две минуты было, надо по очереди втирать или сразу?
— Если втереть в кожу содержимое двух горошин, то простого горана или человека будет уже не спасти. Каменная слеза — сильнейший яд.
— А чаровника ею отравить можно?
— Можно. Только на чаровников и горанов королевской крови нужно по три горошины и больше. Но травить кого-то каменной слезой — это расточительство. Есть множество недорогих и рабочих ядов.
— А я могу только на себя это применить?
— На кого угодно. Главное — правильно раздавить горошину, чтобы всё впиталось в кого-то одного.
— Понял, — сказал я. — Это действительно королевские подарки.
— А у меня нет таких горошин, — с грустью произнесла Ясна, развязывая свой мешочек. — У меня зуб какой-то.
Крепинская княжна вытащила из мешочка острый клык какого-то зверя — отшлифованный до блеска и украшенный рунами.
— Не какой-то, а зверогон, — поправил Ясну Горек. — И если ты не понимаешь, что это такое, я объясню: этот амулет отгоняет диких зверей, не даёт им приблизиться к тебе и тем, кто рядом с тобой. Не всех, конечно, а только мелких и средних. Камнерога и шептокрыла не прогонит, то мрагона и мглеца — запросто. А это не так уж и плохо.
— Очень даже неплохо, — поддержал я королевича. — На шепткорыла или камнерога ещё надо наткнуться, а мглецов и мрагонов полно.
— Только чтобы он работал, его надо покормить.
— Как и чем? — спросила Ясна удивившись.
— Кровью, чем же ещё? — ответил Горек. — Дай сюда!
Юная княгиня протянула амулет горану, тот взял клык и царапнул им себя по запястью. Из царапины выступила капля крови, и Горек приложил к капле амулет. Почти сразу же надписи на клыке засветились.
— Кровь подойдёт любая, это не персональный амулет, — сказал королевич, отдавая Ясне коготь. — Прямо сейчас к нам ни один зверь