Но «полуцарь» оказался в явной изоляции. Никто не гарантировал ему, что его тридцатитысячное войско будет драться насмерть с четырьмя тысячами поляков гетмана Станислава Жолкевского. Столько же людей было у самозванца и Сапеги. Они встали лагерем совсем недалеко от столицы, в селе Коломенское.
К этому времени за спиной слабого, бездарного и коварного царя возник и созрел очередной боярский заговор, на сей раз очень сильный, во главе которого встали князья Федор Иванович Мстиславский и Василий Васильевич Голицын. Разумеется, вписались в эту историю и братья Романовы, боярин Иван Никитич и владыка Филарет. Вроде бы еще совсем недавно они находились по разные стороны баррикады – у «полуцаря» в Москве и самозванца в Тушине. Однако теперь бояре Лжедмитрия Второго, руководимые Трубецким и Салтыковым, вошли в прямой контакт с московскими думцами-заговорщиками.
Все они прекрасно понимали, что Шуйского на троне никак нельзя менять на самозванца. Поэтому было решено, что московские бояре возьмут на себя свержение с престола «полуцаря» Василия Ивановича. Их тушинские коллеги в это же время попридержат Лжедмитрия Второго, не позволят ему ворваться в столицу.
Руководители заговора поручили начать мятеж дворянину Захарию Ляпунову, забияке, известному всей Москве, и не менее скандальному боярину Михаилу Салтыкову.
17 июля 1610 года Захарий устроил первое шумное народное сборище. Москвичи припомнили «полуцарю» отравление знаменитого полководца Михаила Скопина-Шуйского. Его брату Дмитрию они поставили в вину позорное бегство от гетмана Жолкевского.
Потом Захарий повел толпу к царскому дворцу.
– Долго ли из-за тебя будет литься кровь христианская? Земля наша опустела, ничего доброго и хорошего в ней не делается. Не допусти, Василий Иванович, гибели нашей! Положи посох царский! – сказал он русскому самодержцу.
Шуйский не видел в толпе знатных людей, думных бояр, осмелел и закричал на Захария Ляпунова:
– Как ты посмел мне вымолвить это, если мои бояре молчат?
Толпа схлынула чуть в сторону от царского гнева и собралась на Красной площади. Туда стекались все новые и новые люди. Им уже не хватало места. В воздухе запахло кровью.
Тогда Захарий Ляпунов предложил народу всем миром двинуться к Москве-реке, к Серпуховским воротам. Там толпу поджидали бояре-заговорщики, которые уже послали человека за патриархом Гермогеном. Но тот требования по низложению государя не поддержал.
К Шуйскому по требованию стихийного вече поехал его свояк, князь Иван Михайлович Воротынский, живой укор совести. Именно в доме этого человека был отравлен полководец Михаил Скопин-Шуйский.
«Полуцарь» вынужден был согласиться с требованием свояка и вече:
– Пора мне съезжать из царского дворца, – пробубнил он.
– Не надо было ставить во главе войска дурака брата, редкого труса и жадину, любящего деньги, жратву и вино, а не ратное дело, как князь Михаил Васильевич, загубленный вами.
Съехав из царского дворца, Шуйский снова засуетился, стал подкупать стрельцов, перетягивать на свою сторону патриарха Гермогена, чтобы тот своей духовной властью постарался вернуть ему престол.
Тушинцы же только смеялись над москвичами. Дескать, вы не помните государева крестного целования, потому что своего «полуцаря» с престола ссадили.
– Нечего стыдить нас за целование креста царю Василию, раз большие вины за ним есть. Победил бы его брат Дмитрий поляков, сидел бы Шуйский на престоле, – ответил им кто-то из москвичей. – Не извели бы они молодого князя Михаила Васильевича, и не было бы отречения от власти.
Заступничество патриарха Гермогена за «полуцаря» стоило многого. Число сторонников Шуйского могло увеличиться. Поэтому Захарий и его сообщники взяли с собой монахов Чудова монастыря и поспешили в дом Василия Ивановича.
– Для успокоения народа ты должен постричься в монахи, – сказал ему Ляпунов.
– Никогда, лучше убейте!
– Нет уж, мученического венца ты не дождешься. Убивать не будем, а пострижем обязательно.
Шуйский сопротивлялся, кричал, но ему не помогло ничего: ни слезы, ни проклятья, адресованные насильникам. Обряд пострижения над «полуцарем» был совершен против его воли. Захарий Ляпунов держал Шуйского за руки. Князь Тюфякин произносил за него монашеские обеты.
Патриарх негодовал, говорил, что это насильственное пострижение не имеет никакой законной силы. Монахом стал не Шуйский, а тот человек, который произносил за него святые обеты. Но и слово Гермогена не помогло. Молодая бездетная царица Мария тоже была насильно пострижена. Бывший русский государь Василий Иванович, а ныне инок Варлаам был в закрытой повозке отвезен в Чудов монастырь. Два брата были заключены под стражу.
В те дни группа дворян во главе с Захарием Ляпуновым выступила с заявлением: «князя Василия Васильевича Голицына в Русском государстве в государи поставить». Только вот для московского боярства это было обращением в пустоту.
Такое вот их равнодушное отношение к заявлению Ляпунова и дворян, поддержавших его, имело свои причины. Гетман Станислав Жолкевский, подступивший к Москве, не переставал тайно сноситься со столичными боярами через своих агентов. Он давно потихоньку склонял московских вельмож к избранию на русский престол польского королевича Владислава и, кажется, наконец-то добился своего. Еще бы, в Москве только что было окончательно покончено с жалким недееспособным «полуцарем» Василием и его трусливым братом, потерявшим казну, штандарт и саблю при бегстве от поляков.
Ключевое слово – «избрание». Кого именно сажать на русский трон – уже второй вопрос. Ясное дело, королевича Владислава.
Кстати, а кто сказал, что выборы государя на Земском соборе должны быть безальтернативными? Ведь не только в Польше существуют демократические традиции. У нас они тоже есть. Достаточно вспомнить знаменитое старинное новгородское вече. Вот пусть польский королевич и посоревнуется, поборется с нашими доморощенными кандидатами.
Захарий Ляпунов рассудил примерно так и предложил кандидатуру князя Голицына. Пусть, мол, он будет первым соперником королевича Владислава, там мы еще кого-либо подтянем для честного соревнования между выборными людьми, кормящимися Смутой.
Такие размышления имели место и в высшем слое московской знати. Однако там они обычно завершались признанием того факта, что сейчас королевич Владислав вполне устроит всех бояр, как московских, только что спихнувших с престола Василия Шуйского, так и тушинских.
Вот тут-то впервые открыто проявила себя партия Романовых. Иван Никитич, Филарет, все их родичи из числа как москвичей, так и тушинцев, оказались единой силой. На самом деле они никогда и не делились на сторонников настоящего царя и самозванца. А предложение, поступившее от объединенной партии Романовых, было таким: надо возводить на престол не королевича Владислава и даже не пятидесятилетнего боярина Ивана Никитича, а совсем юного, тринадцатилетнего Мишу Романова.
Однако большинство бояр не устраивал ни Василий Голицын, ни Михаил Романов. Это несмотря на то, что их кандидатуры