«Выходит, он действительно превращался в человека из-за поцелуя?»
Отсутствие поцелуя – единственное, что отличало последние дни друг от друга. В остальном все было как обычно, вплоть до объятий и засыпания вместе. Раз так, то скоро станет ясно, действительно ли поцелуй – настоящий ключ к разгадке.
Астина сделала долгий, глубокий вдох. Даже имея за плечами огромный жизненный опыт, она все еще поражалась превращению зверя в человека и обратно. К тому же она волновалась, потому что ее действия могли быть ключом к снятию проклятия.
Если их предположения верны, то именно Астина поможет Териоду стать человеком. От груза ответственности ей было не по себе, ведь Астина знала, как сильно Териод не хотел вновь становиться чудовищем. Однако это было непростой задачей.
«Так, Астина, соберись… Нужно делать все как обычно».
Она набралась смелости и с нехарактерным даже для нее спокойствием протянула руку к Териоду. Возможно, она действительно понемногу привыкала к такому порядку вещей. Волк, распознав, что Астина собирается сделать, радостно залаял, уперся в нее лапами и с силой ткнулся носом ей в щеку.
Неожиданная атака застигла Астину врасплох, и она, упав навзничь, приземлилась на мягкое одеяло. Тело противника было слишком большим и тяжелым, чтобы хотя бы попытаться оказать сопротивление. Астина не могла даже толком открыть глаза, потому что Териод принялся своим влажным языком облизывать ее лицо. Она попыталась оттолкнуть его.
– Тео, перестань…
Шершавый мокрый язык, коснувшийся ее век, исчез, прежде чем она успела закончить фразу. Мохнатая грудь, в которую она упиралась, стала на удивление твердой, и теперь под ладонью Астины чувствовались сильные мышцы.
Она медленно открыла глаза. Их щипало от волчьей слюны, но Астина смогла разглядеть мужа.
– А…
Астина медленно осмотрела Териода: он вновь выглядел человеком. Как и положено волкам, он был полностью обнажен, но Астина считала себя уже слишком старой, чтобы смущаться мужской наготы, поэтому продолжила размышлять о новом превращении.
– Значит, дело было действительно в поцелуе.
Возможно, всему виной свет, падавший из окна позади кровати, но лицо Териода, казалось, покраснело. Слова Астины привели его в чувство, и он отпрянул, спешно потянувшись за простыней.
Астина посмотрела на кончики его ушей и поняла, что Териоду стыдно. Кажется, он даже не был рад возвращению в человеческий облик.
– Вот, прикройтесь.
Астина отвела взгляд и протянула ему одеяло, на котором сидела до этого. Он так отчаянно пытался скрыть свою наготу, что невозможно было наблюдать за этим серьезно. Он неуклюже закутался в одеяло, а затем пожелал Астине доброго утра.
– В следующий раз… Не могли бы вы сделать так, чтобы было чуть менее неловко?
Астина послушно согласилась на просьбу, чтобы он совсем не сгорел со стыда.
– Конечно.
– И одежда, что на вас. Она… – смущенно начал Териод.
Астина опустила взгляд на ночное платье на бретелях, которое не скрывало руки. Но в целом одежда не выглядела чересчур открытой или обтягивающей.
Неужели даже это было слишком для Териода?
Астина вспомнила, как еще недавно переживала, что эрцгерцог-монстр окажется вовсе не монстром в постели.
«Кажется, с этим у него все в порядке».
Астина выдохнула. Больше не было причин для беспокойства.
– Ваше высочество, это естественный процесс в вашем возрасте. Нет причин стесняться. Что естественно, то…
Териод в изумлении открыл рот. С минуту он смотрел на эрцгерцогиню, а затем повернулся и быстро вышел из комнаты, по-прежнему кутаясь в одеяло. Астина еще некоторое время смотрела ему вслед, пока дверь с громким стуком не захлопнулась.
Эрцгерцог с супругой впервые завтракали вместе. Бедные служанки, не в силах скрыть своего замешательства из-за вновь обретенного человеческого обличья господина, суетливо носились с подносами еды и напитков. Дворецкий спрятался в своей комнате, чтобы никто не мог видеть, как слезы облегчения градом катятся из его глаз.
– Похоже, эффект проявляется вне зависимости от времени, ведь сегодня все произошло многим позже семи утра. К тому же не играет никакой роли, день стоит или ночь. Кажется, единственное препятствие для превращения – это двенадцатичасовой интервал. Если настроить режим пробуждения, то вам проще будет заниматься привычными делами, – нарушила тишину Астина. Она аккуратно отпила воды из бокала, протерла губы салфеткой и продолжила: – Нужно будет провести эксперимент и попробовать это сделать кому-то другому. Ведь я пока что единственная, кто целовал вас. Но, возможно, это работает не только со мной.
Поскольку после Астина собиралась пойти на тренировку, она распорядилась подать простой завтрак. Суп, хлеб и пара закусок – чтобы съесть все это, не требовалось много времени. Аккуратно закончив трапезу, Астина подняла глаза на Териода.
Все это время он просто молчал. Она попыталась привлечь его внимание:
– Ваше высочество?
Ответа не было.
– Ваше высочество? Эрцгерцог?
Вдруг ложка выпала из его руки и со звоном ударилась о край тарелки. Кажется, ее слова вновь прошли мимо его ушей, но Астина терпеливо повторила:
– Вы меня слушаете?
С другого конца стола раздался тяжелый вздох. Териод закрыл лицо руками и медленно потер его. Она не могла понять, почему он ведет себя так отстраненно, но в итоге решила, что сложное превращение требует много энергии и эрцгерцог просто устал. Поэтому терпеливо ждала ответ.
– Ха-а… – вновь вздохнул Териод.
– Если вы устали, мы можем поговорить обо всем позже.
– А?.. Нет, нет, все в порядке… – покачал головой он и тут же начал отрицать сказанное: – Нет, нам действительно лучше поговорить позже.
– Кажется, силы совсем вас покинули. Что ж, тогда я пойду первая, – сказала Астина, вставая из-за стола. Хотя ее утро внезапно началось с оголенной фигуры мужа, она была невозмутима.
А вот Териод до сих пор не мог отойти от шока. В прошлый раз он тоже очнулся полностью голым. Но в этот раз был один нюанс: в том же облике он навис над Астиной. Ситуацию усугубляло то, что она выглядела предельно спокойной. Пока он был перед ней в чем мать родила! Териоду было бы многим легче, смутись она вместе с ним. Но отношение Астины к этому казалось не просто спокойным, а даже равнодушным. Териод задумался: наверное, это с ним было что-то не так. Разве нагота – это не то, чего должны смущаться и мимолетные зрители, и сам