Я ткнул пальцем в стальную пластину бронежилета.
— Главный недостаток — вес. Пятнадцать килограммов для пехотинца — много. Поработайте над облегчением. Посоветуйтесь с институтом стали. Пусть подберут сплавы полегче. И сделайте съемные пластины, чтобы боец мог регулировать нагрузку.
Подошел к манекену с разгрузочным жилетом.
— Карманы для гранат — неудачные. Граната может выпасть при беге. Нужны глухие клапаны на пуговицах или кнопках. И добавьте снаружи петли для саперной лопатки.
Я отошел, окинул взглядом все образцы.
— Цвет. Ваш камуфляж хорош для леса. А для степи — летней, осенней и зимней? Для городских развалин? Нужно как минимум четыре варианта расцветки.
Малахов снова заносил правки.
— Срок на доработку — две недели, — объявил я. — После этого — повторные испытания в учебной дивизии. Если мои замечания устранят — выделим средства для разработки промышленных образцов. И представим наверх.
Они кивали, записывали. Я попрощался с товарищами учеными и направился к выходу из кабинета. Работа была проделана большая, но до совершенства еще далеко. Война не прощает мелочей. И я не собирался их прощать.
— Кстати, вы прикидывали, во что может обойтись один такой комплект при серийном производстве? — спросил я, оборачиваясь у двери.
— В серии, при массовом производстве… Мы посчитали, примерно, конечно, — Канарский замялся. — Около двухсот рублей. Бронежилет — самая дорогая часть.
— Ладно… В конце концов, жизнь красноармейца дороже, — отрезал я. — Подготовьте отчет для комиссии по реорганизации оборонной промышленности. С указанием примерной стоимости и сроков внедрения.
Токио, штаб-квартира Кэмпэйтай
Капитан Юсио Танака, он же Синтаро Ватанабэ — агент советской разведки под оперативным псевдонимом «Сокол», сидел в своем новом кабинете в штаб-квартире Кэмпэйтай, расположенном в японской столице.
Он не только получил повышение в должности после провала японской армии на Халхин-Голе, но и сменил место службы. Перемена неожиданная, однако логичная. Потеряв лицо на войне, империя нуждалась не только в козлах отпущения.
Те, кто доказал свою лояльность, ценились вдвойне. Правда, Ватанабэ все еще носил капитанские погоны, но теперь у него была служебная квартира в Токио, служебный автомобиль и доверие начальства.
На столе его лежало досье на родного дядю генерал-майора Сётаро Катаяму. Командуя оперативной группой 2-й дивизии Императорской армии, он не выполнил поставленную перед ним задачу ликвидировать, казалось бы уже разорванную в клочья группировку русских. И теперь находился под домашним арестом.
Бравый вояка не знал, что его делом занимается племянник, ведь он считал, что Юсио сгинул в степях Монголии. Сам Танака, понятно, не стремился с ним свидится и добрых чувств к родственнику не питал.
Заступись тогда Катаяма за племянника перед контрразведкой, глядишь, все могло пойти иначе, но сейчас Ватанабэ внимательно изучал донос одного из бывших подчиненных дяди, где было сказано, что тот замечен в симпатиях к западным демократиям.
Работа была рутинной, почти бюрократической. Анализ документов, проверка связей, составление докладных записок. Можно было просто оставаться в тени и исправно поставлять информацию в Москву, но «Сокол» думал и о том, как перевербовать дядю.
Для начала его надо было вывести из-под удара. Поэтому Ватанабэ написал заключение, что командир 15-й бригады генерал-майор Сётаро Катаяма не может сочувствовать прогнившим режимам западных варваров.
Отразится ли это заключение на судьбе дяди, племянник не знал, но все-таки думал над следующим шагом. Как подвести Катаяму к мысли, что его несправедливо обвинили в том, в чем он, как истинный патриот Великой Империи, виновен быть не может, но…
Вот на этом «но» и строились расчеты Танаки. Генерал-майор Катаяма не изменник, НО не достаточно умелый полководец. И если его отправят в отставку с такой формулировкой, Сётаро сочтет себя глубоко оскорбленным и может пожелать отомстить.
Впрочем, до этого момента пока далеко. Пока что у капитана Ватанабэ хватало и другой работы. Он отфильтровывал поступающую в его ведомство информацию. Что-то откладывал для передачи в Центр, что-то годилось для использования местной резидентурой.
Танака вспомнил недавнюю встречу с резидентом. Тот находился в имперской столице под легендой швейцарского бизнесмена. Он кратко сообщил:
— Ваша информация по графикам перевозок помогла скорректировать позиции на границе. Сохранены жизни нескольких сотен солдат.
Это была единственная «награда», которая что-то значила для Юсио Танаки.
Теперь его задачей было не просто собирать информацию, а постепенно влиять на кадровые решения в Кэмпэйтай. Аккуратно продвигать своих людей, убирать с дороги самых проницательных и жестоких следователей. «Сокол» создавал внутри могущественной машины свою собственную, меньшую и более эффективную.
Иногда по ночам ему снился Халхин-Гол. Грохот орудий, лицо того советского генерала, Жукова, который смотрел на него не как на врага, а как на полезный инструмент. Тогда это оскорбляло. Теперь Танака понимал — так оно и было, но он стал инструментом в руках тех, кто видел дальше и действовал умнее.
Ватанабэ открыл сейф, достал следующее досье. Теперь его целью был начальник отдела контрразведки, курировавший Дальний Восток. Человек, слишком близко подошедший к раскрытию одной из ячеек советской агентуры.
Этого человека нужно было срочно убрать с должности, а еще лучше — из жизни. Танака уже подготовил компромат о его «сомнительных» связях с немецким атташе, но готовил и резервный план. Работа «Сокола» продолжалась.
Война велась на невидимом фронте, и Юсио Танака был одним из ее самых ценных бойцов. Он сражался не за Императора, и не за Сталина. Ради собственного выживания и ради призрачной надежды, что когда-нибудь эта вся эта машина смерти сломается.
* * *
Ключ повернулся в замке с глухим щелчком. Я вошел первым, осматриваясь. Казенная, но просторная квартира, состоящая из прихожей, кухни, гостиной, детской, супружеской спальной и моего кабинета.
Мебель — стандартный казенный набор, но все новое, чистое. Пахло свежей краской и воском для паркета. Достаточно для скромной жизни. Я распахнул окно в гостиной, впуская воздух и шум московского вечера.
— Проходи, — сказал я, оборачиваясь к Александре Диевне, стоявшей на пороге с чемоданом.
За ее спиной робко жались дочери — Эра и Элла. Они переступили порог, с любопытством оглядывая новое жилье.
— Вот наш дом, — я указал рукой на интерьер. — Распаковывайте вещи. Осваивайтесь.
Александра Диевна молча прошла вглубь квартиры, оценивающим взглядом осматривая комнаты. Я видел, как ее плечи, привыкшие к постоянному напряжению, постепенно расслаблялись.
— Спасибо, Георгий, — тихо сказала она, возвращаясь в гостиную.
Я кивнул:
— Условия лучше, чем в Смоленске. В соседнем доме — хорошая школа.
Элла, самая младшая, уже освоилась и подбежала ко мне.
— Папка, а тут парк рядом? А кино есть?
— Парк — в двух шагах. Кинотеатр — на улице Горького, — ответил я,