— Товарищ Жуков предлагает нам заняться фантастикой, — произнес он, и в кабинете стало тихо. — Реактивные самолеты. Ракеты, пролетающие сотни километров. Атомная бомба… Жюль Верн, Герберт Уэллс и наш Беляев… Обоснуйте, товарищ Жуков. Зачем нам это нужно, когда у нас не хватает обычных винтовок и танков?
Все взгляды устремились на меня. Я положил ладони на стол. Поднялся. Заговорил, взвешивая каждое слово:
— Товарищ Сталин, вопрос не в фантастике, а в отставании. Если мы сегодня не начнем работы по этим направлениям, через три-четыре года столкнемся с противником, у которого все это уже будет. Нам придется отвечать штыками на управляемые ракеты.
Ворошилов скептически хмыкнул:
— Георгий Константинович, вы предлагаете тратить народные деньги на непроверенные теории! Нам бы с производством «Т-34» разобраться!
— С производством «Т-34» мы как раз и разберемся, — парировал я, — если получим станки для точной расточки стволов, но пока мы будем «разбираться», немцы могут создать танк, против которого наш «Т-34» окажется беспомощным. То же самое — в авиации.
Берия, до этого молча наблюдавший, вмешался:
— Мои источники подтверждают — в Германии действительно ведутся работы в области ракетной техники. И не только там. Американские физики обсуждают урановую проблему в открытой печати. Если закроют — это будет верным признаком, что перешли к военным разработкам.
Вождь медленно прошелся по кабинету, остановился у карты мира.
— Допустим. Но где взять специалистов? Где взять ресурсы?
— Специалисты есть, — сказал я. — Туполев, Королев, Ландау, Курчатов. Их нужно собрать и поставить перед ними конкретные задачи. Что касается ресурсов… — я посмотрел на Берию, — некоторые каналы уже работают. Мы можем получать необходимое оборудование и документацию.
Сталин повернулся, его взгляд стал пристальным.
— Вы уверены в сроках? Через сколько лет мы получим результат?
— На разработку опытных образцов потребуется от двух до трех лет, — ответил я. — На развертывание серийного производства — еще год-два. Но начинать нужно сейчас. Пока еще не поздно.
В кабинете повисла тяжелая пауза. Хозяин смотрел на меня, оценивая. Я выдержал его взгляд. От этого решения зависело слишком многое. Сталин медленно вернулся на свое место, постучал трубкой о пепельницу, вытряхивая пепел.
— Товарищ Берия, — произнес он, не глядя на наркома. — Что вы можете сказать о названных гражданах? Королев, Ильюшин…
Берия поправил пенсне, его лицо оставалось невозмутимым.
— Товарищ Ильюшин освобожден и работает в своем КБ. Показывает хорошие результаты. Что касается Королева… — он сделал небольшую паузу, — материалы по его делу требуют дополнительной проверки.
— Проверки затягиваются, — вмешался я, не давая Берии уйти от прямого ответа. — А время уходит. Я прошу рассмотреть вопрос о полном освобождении и реабилитации не только Королева, но и других специалистов, чьи знания критически важны для обороны. Мы не можем позволить себе держать лучшие умы страны за колючей проволокой по сфабрикованным обвинениям.
Ворошилов резко поднял голову.
— Товарищ Жуков, вы ставите под сомнение работу наших органов?
— Я ставлю под сомнение целесообразность, — холодно парировал я. — Враг у ворот не будет разбираться, кто сидит по делу, а кто — по ошибке. Он будет использовать против нас любые средства, включая науку. И мы должны ответить ему тем же. Для этого нам нужны все, без исключения, способные работать на оборону.
Сталин снова набил трубку, чиркнул спичкой, затянулся, выпустил струйку дыма.
— Вы предлагаете амнистию для вредителей?
— Я предлагаю мобилизацию научно-технического потенциала страны, — поправил я. — Создать специальные конструкторские бюро, «шарашки», если угодно, но с одним условием — снятие судимости и полная реабилитация после успешного выполнения заданий. Люди должны работать не из-под палки, а с пониманием своей ответственности и с верой в будущее.
Берия внимательно смотрел на меня, оценивая.
— Это рискованно, Георгий Константинович. Мы выпустим на свободу потенциально неблагонадежные элементы.
— А кто у нас благонадежен? — резко спросил я. — Те, кто засекречивает провалы и раздувает мнимые успехи? Или те, кто может дать стране новое оружие? Я готов лично поручиться за работу таких специалистов и нести ответственность за их лояльность.
В кабинете снова наступила тишина. Вождь тихо попыхивал трубкой.
— Этот вопрос требует изучения. Товарищ Берия, подготовьте список. Отдельно — тех, кого можно освободить сразу. Отдельно — тех, чьи дела требуют пересмотра. Начнем с авиаторов и ракетчиков.
* * *
Мой заместитель, полковник Новиков, вошел с папкой в руках. Выглядел он озабоченным.
— Георгий Константинович, по вашим указаниям подобрано здание для будущего КБ. Здание бывшего доходного дома на Ленинградском шоссе, но там требуется капитальный ремонт для приведение в соответствие с задачами учреждения. Отдел капитального строительства отказывается выделять ресурсы. Говорят, нет плана, нет финансирования.
Я отложил доклад по танковым испытаниям.
— Кто начальник отдела?
— Полковник Грибов.
— Пригласите его.
Через пятнадцать минут в кабинет вошел полковник Грибов, плотный, уверенный в себе офицер.
— Товарищ комкор, по какому вопросу?
— По вопросу здания на Ленинградском шоссе. Требуется срочный ремонт. Ваш отдел отказывается.
— Так точно, товарищ комкор. Нет утвержденного плана и сметы. Мы работаем по регламенту.
Я посмотрел на него прямо.
— Регламент не предусматривает войну. А она уже идет. У вас есть двое суток, чтобы предоставить мне план и начать работы. Используйте все резервы. Если не хватит людей — составьте заявку на рабочую силу. Я ее подпишу.
Грибов замер, оценивая серьезность намерений. Он привык к бюрократическим процедурам, а не к ультиматумам.
— Товарищ комкор, я… я не уверен, что смогу…
— Если не сможете, напишите рапорт об отставке, — отрезал я. — Я найду того, кто сможет. Вопросов больше нет?
Грибов выпрямился, лицо его стало каменным.
— Вопросов нет, товарищ комкор. Будет исполнено.
После его ухода я повернулся к Новикову.
— Подготовьте проект директивы о создании Специального технического комитета. Внесите туда всех специалистов из списка НКВД. Я представлю его товарищу Сталину.
— Есть.
Система сопротивлялась на каждом шагу, но я не собирался ломать ее лобовой атакой. Я использовал ее же правила, просто требуя их выполнения в сжатые сроки и под личную ответственность.
Новиков вернулся с двумя толстыми папками.
— Георгий Константинович, проект директивы по Спецтехкомитету готов. И поступили списки от НКВД.
Я открыл первую папку. Проект директивы был составлен корректно, но в нем не было главного — имен. Вторая папка содержала те самые списки. Я пробежался по ним глазами. Королев, Курчатов, Туполев, Ландау… И так далее.
Перед многими фамилиями значилось: «Заключенный», «Под следствием», «административный надзор». Я взял красный карандаш и на чистом листе написал три строчки:
'1. Полное