Наблюдает за мной.
Как ни странно, сейчас, сидя рядом с Майком, я как никогда чувствую присутствие Ника в этой комнате. Даже холодок побежал по коже от мысли, что его душа где-то здесь, восседает прямо на спинке кресла, на которой развалился Майкл.
– Проехали, – он выкинул опустевшую коробочку в урну и перевел взгляд на меня. – Так почему тебя пришлось расшатать? Почему ты не хотела начинать ходить? Это странно. Знаешь, когда я оказался здесь, я очнулся и понял, что хочу бежать отсюда что есть сил. А ты…добровольно здесь. Нравится больница?
Если бы он знал правду, он бы все равно меня не понял. Даже если я расскажу Майклу о том, что потеряла любимого мужа, он только пренебрежительно хмыкнет, ибо человеческая жизнь, кроме его собственной, не представляет для данного субъекта никакой ценности.
– Я боюсь высоты и знала, что буду часто падать, – опять сарказм, но с долей правды.
– Все чего-то боятся.
– Но не ты, – я снова поднимаю глаза на него, и мы переглядываемся.
Тишина между нами становиться плотной, от этого напряжения в воздухе даже дышать стало труднее.
– Я ничего не боюсь, кроме как потерять свободу, ты права, Мика, – он произносит мое имя медленно, лениво, нараспев. Будто ему нравится его произносить.
– В смысле потерять свободу? У тебя проблемы с законом? – неудивительно, с его-то образом жизни.
– Нет, дело не в этом. Я не занимаюсь ничем незаконным – да я боец, но все легально. Был бойцом, – добавил он, помолчав. – Я боюсь, что кто-то будет принимать решения за меня. И я перестану быть собой. Я хочу жить так, как хочу именно я, – последнее предложение он сказал с невероятной злостью и поставил им твердую точку.
Странные у него мысли в голове. Кто еще может принимать решения за него? Мы всегда сами принимаем решения и несем за них ответственность. Даже я со временем осознала, что за тот случай между нами в школе, только я несу ответственность. Я по своей глупости доверилась Майклу, а он не оправдал моих ожиданий. Во всей этой ситуации были виноваты только они – мои ожидания.
– Живи, как хочешь. Только вот не понимаю, зачем ты ко мне сегодня пришел. За ужин спасибо, конечно, но знаешь…ты был очень груб со мной сегодня.
– А ты привыкла, что с тобой… – он вдруг наклонился, облокотившись на свои колени. Его лицо стало ближе ко мне, и я с ногами забралась на кровать. – Нежатся?
Мне стало не по себе. Было в Майкле что-то темное одновременно и что-то, что вызывало в нем интерес. По крайней мере, теперь он разговаривал, его речь была полна и осмысленна.
А не то что раньше – «драться и трахаться».
Не успела я ответить ему что-то колкое, как он снова положил ладони на мои ноги. Они были очень горячие, я чувствовала это всей кожей даже через тонкую ткань лосин.
– Я знал, что если не накричу на тебя, ты так и будешь делать по маленькому шажку в день. Я тренировал людей. Я тренировал детей. Маленьких боксеров для соревнований. Это как тренировать собак. Чтобы была дисциплина, нужно разозлить, нужно замотивировать. Ты разозлилась, когда я назвал тебе слабой, не так ли? И захотела доказать мне обратное. И теперь я чувствую, как в твоей ножке забурлила жизнь. Скоро ты выйдешь отсюда на своих двоих.
Наши взгляды встретились, и Майкл аккуратно сжал мою ногу чуть выше колена в ладонях. Его большие пальцы заскользили по ней, совершая массажные движения.
Он смотрел на меня хуже, чем в школе. С интересом, с отлично скрываемым, но с интересом. Он смотрел на меня так, будто раздевал и трахал в своих мыслях одновременно.
Я почувствовала, как по позвоночнику скатилась капля пота, и выдохнула. А потом сделала то, что поставило точку в нашем разговоре.
– Не собиралась я тебе ничего доказывать, – клянусь, я хотела ударить его по щеке, смакуя этот момент, радуясь, что отомстила за свои детские обиды. Но вместо этого я надавила ладонями на его грудь – в места, где были вырисованы две птицы, и оттолкнула его так, чтобы он снова упал на спинку кресла. – Уходи!
Тут Майкл сморщился так, будто я его не руками оттолкнула, а вонзила в грудь булаву с железными шипами. Я даже испугалась, что с ним что-то не так. Такая гримаса боли отразилась на его лице, которое обычно было ледяным и непроницаемым. Он тут же вернул свое привычное выражение лица, но его рука лежала на его груди, и он сжимал свою ладонь в кулак.
На его руках проступили вены, а пальцы дрожали, словно с ним было что-то не так.
О Боже, что я наделала?
Господи, он выглядел так, будто ему жутко больно.
– Купилась? – прокряхтел он, натягивая полуулыбку на свое лицо. Майкл тяжело дышал, и это выходило так естественно, что я уже не понимала, где правда и где ложь. Потом он встал с кресла и направился к выходу – мне показалось, что он слегка шатается, но не может же быть, что я своим прикосновением нанесла ему такой урон. Боже, это просто какой-то бред. Он такой сильный.
В нем несколько десятков килограмм чистых мышц! Он просто издевается надо мной. Так и хотелось кинуть в него подушку.
– Аккуратнее с ударом, маленькая Мика, – ощетинился он, прежде чем уйти. – Ты была бы отличным боксером. Бьешь в самое сердце.
Я не поняла ничего из того, что он сказал, и чувствуя в душе шквал из непонятных эмоций, улеглась на кровать, завернувшись в одеяло. Как это все странно.
Как бы я не хотела об этом думать, но к Майклу я не была равнодушна. Он был моим первым мужчиной, и я помнила ВСЕ. Просто закрывала на это глаза и сейчас думала совершенно о другом.
Но эти полчаса, что мы провели вместе – были странными. Я даже в мыслях не хотела произносить это слово, но не могла умолчать. То, что происходило между мной и Майклом называется, как…
Притяжение.
Я отогнала от себя эти мысли и специально погрузилась в удручающие размышления о Нике – мне вновь стало жалко себя, жалко, что я осталась совсем одна, и этой ночью он больше не придет ко мне.