Я хочу видеть, как он умоляет меня о пощаде. Мои друзья убежали, как только завидели Джона и его компанию – иногда они носили с собой оружие и это было действительно опасно.
В нашем районе постоянно проходят драки и перестрелки, все это напоминает настоящую стаю волков, где за то, чтобы стать Главарем, люди готовы прогрызать друг друга до костей.
Я держу в руках ласточку – сегодня утром нашел ее в нашем грязном дворе – ее крыло было повреждено, и она больше не могла летать. Я не знал, что с ней делать. В голову больше не пришло ничего, как оказать ей первую помощь, а позже отнести в центр, который занимался лечением почти всех животных. Я надеялся, они берутся за птиц.
Сидя на своем скейтборде, держал в ладони дрожащую птицу, слегка поглаживая ее крылышки. Такая маленькая и беззащитная. Темно-синие оперение, а грудка белесая. Она смотрела на меня маленькими глазками-пуговками, будто умоляла не бросать ее со сломанным крылом. Мне хотелось помочь бедняжке.
Джон подоспел не вовремя. Я аккуратно положил ласточку на траву, и в ответ она только поежилась.
– Ну что, малолетка, хочешь работать с нами? – Джон сплюнул, в его руках была бейсбольная бита. Вся банда выглядела жутко – татуированные упыри с безумными прическами. Я боялся. И я ненавидел свой страх. Ненавидел то, что был слишком маленьким и хилым, чтобы постоять за себя.
У родителей не было денег, чтобы заниматься мной и отдать на бокс. А я мечтал стать боксером с тех пор, как получил от Джона и его приятелей первый удар.
– Я сам по себе, – собрав всю смелость в кулак, возразил я, вызывая у них только смех. Еще бы: я был худой и долговязый. Даже если внутри меня и была сокрыта сила, она пока никак не проявляла себя в столь слабом теле. Тем более их было пятеро.
А я один.
– Сам по себе? Crips нужны новые герои или ты не знаешь? Если ты не с нами, значит ты против нас. А кто против нас…тот долго не живет, – они заржали, надрывая свои глотки.
Я плюнул Джону под ноги, за что получил удар битой в живот. Я не знаю, каким чудом я избежал перелома ребер. Но солнечное сплетение взвыло так, что перед глазами поплыли звезды.
На небе собирались целые клубы грозовых облаков – серых, тяжелых, не предвещавших ничего хорошего. По новостям передавали штормовое предупреждение и не исключали смерч. Для Лос-Анджелеса такая погода не редкость, но стихия всегда заставала нас врасплох.
Однажды, нам пришлось менять окно из-за землетрясения, от которого пострадали самые шаткие дома в нашем районе. Богом забытое место, и даже не верилось, что где-то рядом здесь есть Голливуд, Беверли-Хилз и океан. Я мечтал перебраться в одно из этих мест.
– Это нечестно! Вас пятеро, а я один. Мне восемь, – не знаю, что я хотел этим добиться, совести у этих отморозков не было, и моя речь их вряд ли растрогает.
– Хочешь, чтоб я тебя пожалел, недоумок? – в черных глазах Джона сверкнул гнев, а потом его взгляд упал на мою ласточку. Оглядев ее хрупкое тельце, он сразу смекнул, что это я обмотал ее крыло бинтом.
– Как мило, – прокомментировал картину он и тут резко схватил ее в свои ручищи.
Меня поглотила ярость.
– Не трогай ее! Отдай! Ты… – мои зубы скрипели от ненависти, я потянулся к Джону и ударил его под ребра – страх и инстинкт самосохранения исчезли.
– Я – что, недоумок? – пропыхтел он, потирая свой живот. Мой кулак встретился с его железным прессом, но кажется я все равно достучался до его скверной душонки.
Но гордиться собой я буду позже.
– Отпусти, пока она…
– Пока она – что? – он вдруг сжал мою ласточку в ладони – так, что бедная птичка прерывисто заверещала и начала отчаянно вырываться, выбиваясь из последних сил.
Которых у нее не было. Я увидел, как через бинт снова проступают капли крови.
Конечно, ласточка была всего лишь маленьким существом. Но она мне нравилась. Такая красивая.
Мне было приятно о ней позаботиться. Я хотел сделать что-то хорошее.
Хотел спасти ее.
– НЕ СМЕЙ! – в горле пересохло от того, что я знал, что придет неизбежное.
– Ты сосунок, если будешь таким мягкотелым, то так и будешь получать от нас каждую неделю. Это была твоя подружка? Что ж, ее больше нет, – а потом он взял мою птичку двумя руками и свернул ей шею. За одну гребанную секунду.
Мне показалось, я слышал жалобный короткий писк.
– А это тебе за то, что ударил, – заключил Джон, давая мне грубый подзатыльник. Он и его приятели пошли прочь, кинув птицу на асфальт.
Я услышал раскат грома, и он заглушил мой внутренний крик, разрывающий виски.
Еще пять минут назад я держал ее в руках и верил в то, что скоро она взлетит туда, где собрались тучи.
А теперь она лежит и не дышит. В черных глазах-пуговках погасла жизнь.
Я склонился над ласточкой, чувствуя себя так, будто это мне внутри все скрутили.
Слез не было. Папа говорил, что мужчины не должны плакать. Осталось только чувство, распарывающее грудь, и желание отомстить Джону.
– Я похороню тебя, ласточка. Прости, что так вышло, – тихо прошептал я, аккуратно положив ее на траву.
Сжав руки в кулаки я с диким кличем побежал за Джоном.
Он избил меня так, что меня пришлось отвезти в больницу.
Но это не помешало мне выполнить обещание, которое я дал птице.
Когда мне исполнилось пятнадцать, я сделал на груди две татуировки на ключицах – две ласточки, одна из которых была больше, чем оберегом и символом «на удачу» в бое.
Глава 11
Майкл
10 месяцев спустя
Теплая вода согревала мою кожу, мне необходим был душ после сексуального марафона с одной из девушек, которую я подцепил вчера в клубе. Я проделывал это каждые выходные, и первым делом тщательно рассматривал их лица. Я пытался узнать ее. Узнать ту самую девушку, которую я ненавидел всем телом и всем сердцем желал.
Прошел ровно год после операции, но мои галлюцинации не проходили. Более того,