– У него что, две головы? – спросила она.
– Нет, – сказала Сьюзен. – Это непонятно кто – и мужчина и женщина. Оно задрало платье и показало нам. На нем было голубое платье.
Дочурка едва не спросила, как можно быть и мужчиной и женщиной, если у тебя одна голова, но не стала. Ей захотелось лечь обратно к себе и все обдумать, и она начала слезать с их кровати.
– Теперь давай про крольчиху, – сказала Джоанна.
Дочурка приостановилась, и над спинкой показалось только ее лицо, рассеянное и отсутствующее.
– Она их выплюнула изо рта, – сказала она, – всех шестерых.
Лежа в постели, она попыталась представить себе существо, расхаживающее по шатру от края до края, но была для этого слишком сонная. Отчетливей представились ей деревенские лица зрителей – у мужчин еще более торжественные, чем в церкви, у женщин сурово-вежливые, с неподвижными нарисованными глазами, – и все стоят с таким видом, будто ждут звуков пианино перед началом гимна. Ей слышалось, как существо говорит:
– Бог меня так сотворил, и я с Его волей не спорю, – а публика ответствует:
– Аминь. Аминь.
– Бог мне это устроил, и я славлю Его.
– Аминь. Аминь.
– Он и вас мог наказать, как меня.
– Аминь. Аминь.
– Но не наказал.
– Аминь.
– Восстань же, храм Святого Духа. Ты, ты! Ведомо ли тебе, что ты Господень храм? Неведомо? В тебе живет Дух Господень, тебе это ведомо?
– Аминь. Аминь.
– Если кто осквернит храм Господень, Господь сокрушит его, а будете смеяться – Он и вас может наказать, как меня. Свят Господень храм. Аминь. Аминь.
– Я – храм Святого Духа.
– Аминь.
Люди начали ритмично хлопать в ладоши, но совсем негромко, перемежая «аминь» с хлопками, которые становились все тише и тише, как будто люди знали, что рядом засыпает дочурка.
•••
Назавтра во второй половине дня девочки опять облачились в коричневые монастырские платья, и мать с дочуркой проводили их обратно в Маунт-Сент-Сколастика. «Жуть, ужас! – стонали они. – Снова на родимую каторгу». Их опять вез Алонсо Майерс, дочурка сидела с ним спереди, а мать, сидя сзади посередке, говорила девочкам всякое-разное насчет того, как приятно было провести с ними время, как она хочет, чтобы они приезжали еще, какими хорошими подругами для нее были их матери, когда все они были девочками и учились в монастырской школе. Дочурка к этой болтовне не прислушивалась; придвинувшись к дверце машины вплотную, она высунула голову в окно. Они надеялись, что по случаю воскресенья от Алонсо не будет так пахнуть, – но напрасно. Ветром ей надуло на лицо волосы, и сквозь них она могла смотреть прямо на солнце цвета слоновой кости, обрамленное предвечерней синевой. Когда она их отвела, пришлось скосить глаза.
Маунт-Сент-Сколастика была красным кирпичным зданием в глубине сада в самом центре городка. По одну сторону от монастыря бензозаправка, по другую пожарное депо. Вокруг сада шел высокий черный решетчатый забор, узкие дорожки среди старых деревьев и густо цветущих кустов камелии были вымощены кирпичом. Впустившая их в дом толстая суетливая круглолицая монахиня обняла ее мать и собралась было облапить ее тоже, но она выбросила вперед руку и сделала серьезное хмурое лицо, уставившись мимо туфель монахини на стенную панель. Они даже домашних детей норовили целовать, но эта монахиня энергично потрясла дочуркину ладонь, так что пальцы маленько хрустнули, и сказала – милости прошу в церковь, там как раз начинается благословение. Ступишь к ним на порог – и все, молись давай, думала дочурка, пока они торопливо шли по лакированному полу коридора.
Можно подумать – на поезд надо успеть, продолжала она в таком же гадком ключе, когда они вошли в церковь, где сестры стояли на коленях по одну сторону, а воспитанницы, все в коричневых форменных платьях, – по другую. Пахло курениями. Церковь была светло-зеленая и золотая, с вереницей арок, которая завершалась аркой над алтарем. Там перед дароносицей, низко склонясь, стоял на коленях священник. За ним виднелся мальчик в белом стихаре, качавший кадило. Дочурка стала на колени между матерью и монахиней, и лишь когда они сильно углубились в «Tantum ergo», гадкие мысли кончились, и она почувствовала приближение к Богу. Помоги мне не быть такой скверной, начала она механически. Сделай так, чтобы я меньше на нее огрызалась. Помоги держать за зубами мой злой язык. Внутри у нее стало спокойно, а потом и пусто, но когда священник поднял дароносицу со светящейся матовым светом гостией, она думала про ярмарочный шатер с этим существом. Существо говорило: «Я с Его волей не спорю. Чтобы у меня было такое устройство, это Он захотел».
Когда выходили из монастыря, толстая монахиня зловредно схватила ее и чуть не задушила в складках черного одеяния, притиснув щекой к распятию на поясе; затем отстранила и уставилась на нее маленькими фиолетово-голубыми глазками.
На обратном пути они с матерью сидели сзади, оставив Алонсо одного. Дочурка насчитала у него над воротником три складки жира и отметила, что уши у него острые – почти свиные. Мать, поддерживая беседу, спросила его, был ли он на ярмарке.
– Был, – сказал он, – все посмотрел, ничего не пропустил, и хорошо, что поторопился: на той неделе уже ничего не будет, хотя говорили, что будет.
– Почему? – спросила мать.
– Запретили, – сказал он. – Из города понаехали какие-то пасторы, посмотрели, нажаловались, и полиция запретила.
Мать не стала продолжать разговор, и круглое лицо дочурки сделалось задумчивым. Она повернула его к окну и стала смотреть на придорожное пастбище, которое поднималось и опускалось, насыщаясь зеленью по мере приближения к темному лесу. Солнце было огромным красным шаром, подобным вознесенной гостии, пропитанной кровью, и когда оно, садясь, скрылось из виду, на небе осталась полоса, похожая на красную глинистую дорогу, висящую поверх деревьев.
Круг в огне
Иногда граница леса была сплошной серо-синей стеной чуть темнее неба, но в этот день она была почти черной, а небо за ней казалось раскаленным добела.
– Слыхали про эту, которая в железном легком[6] родила? – спросила миссис Причард.
Девочка смотрела на нее и на свою мать сверху вниз в окно второго этажа. Миссис Причард, сложив руки на полке своего живота, прислонилась к дымоходу их дома, одну ногу она завела за другую и уперла носком в землю. Она была крупная женщина с небольшим лицом, острым подбородком и зорким вспарывающим взглядом. Миссис Коуп, напротив, была очень маленькая и опрятная, лицо при этом большое, круглое, а черные глаза, казалось, все время расширялись за стеклами