Апокрифы Древней Руси
Тексты и исследования
В.В. Мильков. АПОКРИФЫ В ДРЕВНЕЙ РУСИ И ИХ ИДЕЙНО-МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
Апокрифы — это преимущественно переводные неканонические сочинения, знакомившие древнерусских читателей с различными мировоззренческими и религиозно-философскими концепциями. Апокрифические памятники оказали сильное воздействие на духовную жизнь Древней Руси, повлияв на формирование основных течений отечественной мысли.[1]
Проникновение апокрифов на Русь началось одновременно с христианством. Круг идей и понятий, знакомивший человека Древней Руси с основами христианского мировоззрения, был предварительно и вполне сознательно отобран идеологами нового вероучения, несомненно нес на себе печать политической ситуации своего времени, отражал местные вкусы и традиции[2]. Таким образом, древнерусская раннехристианская культура приобретала только ей свойственный облик, отличавший ее от других, входивших в восточно-христианский ареал, культур. Не последняя роль в этом принадлежала апокрифам.
Некоторые апокрифические сюжеты были вкраплены в авторитетные церковные сборники и поэтому переводились и распространялись вместе с ними.[3] Появлялись и специально переведенные рукописи, запрещавшиеся списками (или Индексами, как их называли в древности) «ложных» и «отреченных» книг, чтение которых рассматривалось церковью как опасное и вредное[4]. Однако апокрифы находили доступ к читателю и были достаточно широко представлены в списках рукописей религиозного содержания.
Всего, по подсчетам специалистов, в Древней Руси были известны 29 ветхозаветных, не входивших в канон, произведений и примерно столько же новозаветных апокрифов[5]. Цифра эта, конечно же, относительна хотя бы из-за отсутствия единого мнения о том, что считать апокрифом. Бросается в глаза чересполосное помещение апокрифических текстов среди идеологически безупречного окружения. Например, отдельные сюжеты запрещенных церковью произведений встречаются в «Прологах», в сборниках типа «Златоуст», «Златоструй» и даже в «Требнике». В соседстве с вполне ортодоксальным материалом апокрифические тексты присутствуют в. составе переводных «Хронографов», а так же в различных сборниках смешанного содержания. Отсюда апокрифическая тематика проникала в летописание, в русские жития святых, а так же в составлявшиеся на Руси подборки церковно-служебного характера, из которых наиболее интересный и древнейший — «Успенский сборник ХП-ХШ вв.»[6] Многие из перечисленных источников вероятнее всего находились во взаимодействии друг с другом, а сюжеты кочевали из одной рукописи в другую, множа количествонерекомендованных к чтению книг. В «Успенском сборнике» встречаем «Хождение Агапия в рай», которое поднимает злободневную для русского человека того времени тему «земного рая». В XIV в. этот вопрос стал камнем преткновения в споре новгородского епископа Василия Калики с Федором Тверским[7].
Близка по времени «Успенскому сборнику» рукопись «Троицко-Сергиевой лавры» № 12, в которой находится старейший список «Хождения Богородицы по мукам» (XII-XIII вв.). В дальнейшем «Хождение» получило широкое распространение в литературе[8]. Оно, равно как и примыкающие к нему апокрифические видения и откровения (типа Павлова видения и Исаина вознесения), является ведущим источником, на котором основываются древнерусские изображения ада и рая, благодаря чему апокрифический элемент буквально пронизывает живопись, когда затрагивается эта тема. Одним из древнейших, сохранившихся в списке XIII столетия, древнерусских апокрифов является «Сказание Афродитиана»[9]. Несмотря на присущие этому произведению черты двоеверия, мы не находим его в списках запрещенной литературы[10]. Благочестивого читателя привлекал к себе яркий красочный рассказ о чуде в Персидской земле. В нем повествовалось о «признании» языческими богами и их жрецами своего поражения перед родившимся Христом. В апокрифе самым фантастическим образом соединены черты девы Марии и языческой богини Геры-Урании.
«Мучение Федора Тирона», наоборот, имеет резкую антиязыческую направленность и повествует о бескомпромиссной борьбе святого воина с «поганством»[11]; «Мучение апостола Филиппа» проводит ту же антиязыческую идею, усиливая ее мыслью о неизбежном возмездии всем гонителям христианства. Наряду с пророчествами Даниила и «Откровением Мефодия Патарского» эсхатологическую тему продолжает «Житие Андрея Юродивого».
В «Повесть временных лет» включен целый ряд неканонических переводных источников. Много апокрифических подробностей содержит так называемая «Речь философа», совпадающая в изложении ветхозаветной истории с «Толковой Палеёй», дававшей неканоническую трактовку многим библейским сюжетам. Хотя «Палея» и представляла собой своеобразную антологию апокрифов, но «всегда считалась книгой истинной и отождествлялась со Священным Писанием»[12]. «Палея» имела антииудейскую направленность и формулировала принцип преемственности между язычеством и христианством. Этот комплекс идей на заре христианской культуры развивал, как известно, в «Слове о законе и благодати» Иларион, который совершенно в духе «Палеи» усиленно подчеркивал преобразовательное значение Ветхого Завета в отношении новозаветной истории[13].
Летописание дважды воспроизводит содержание неканонического «Откровения Мефодия Патарского». Сначала под 1096 г., где половцы отнесены к нечистым апокалиптическим народам, изгнанным Гедеоном; а затем в рассказе Гюряты Роговича о «дивьих людях на полунощных странах», сопровождающемся пророчеством о выходе «нечистых» народов перед кончиной мира[14]. Если учесть факт знакомства авторов «Повести временных лет» с апокрифическими подробностями «Хождений апостола Андрея», то круг апокрифического окружения одного из древнейших памятников русской словесности окажется достаточно обширным.
«Житие Авраамия Смоленского», написанное в XII в., заключает в себе свидетельства об увлечении Авраамием «глубинными книгами», в которых не безосновательно видят апокрифическое сочинение, подобное позднейшей «Голубиной книге»[15]. Затронутая в «Житии» тема воздушных мытарств тоже, может быть, несет на себе отпечаток знакомства с апокрифами, примыкающими к «Житию Василия Нового». Назовем так же крупного ученого-математика XII в. Кирика Новгородца. Ему принадлежит интереснейший памятник, известный как «Вопрошание Кирика». В одном из пунктов «Вопрошания», этого своеобразного зеркала бытового уклада и религиозных умонастроений, речь идет о запрете отпевать умершего после захода солнца. Мотивы такого обычая имеют отношение к «Откровению Варуха». Согласно этому апокрифу с заходом солнца ангелы снимают венец светила, после чего наступает тьма, в которой, по логике «Вопрошания», нельзя увидеть отходящую душу.
Итак, выстраивается довольно внушительный ряд имен мыслителей Древней Руси, хорошо знавших неканонические сюжеты. Наряду с митрополитом Иларионом, Кириком-Новгородцем, Ефремом (автором «Жития Авраамия Смоленского»), в творчестве которых апокрифы присутствуют эпизодически и в общем-то неявно, следует назвать таких активных «пропагандистов» апокрифических сведений, как автор описания путешествия в Палестину игумен Даниил (начало XII в.), новгородский архиепископ Василий Калика (1330-1352 гг.), представления которого о земном рае напрямую восходят к апокрифам «Хождение Агапия в рай» и «Житие Макария Римского», а также митрополит Макарий (1481-1563 гг.), узаконивший многие, с точки зрения канона сомнительные, сочинения, включив их наряду с произведениями каноническими в грандиозный свод «Великих Миней Четьих». Интересна фигура книжника Ефросина, инока Кирилло-Белозерского монастыря, занимавшегося составлением рукописных сборников. Ефросин не без лукавства рекомендовал почитателям апокрифов скрывать свои увлечения: «сего