Из небольшого зала ожидания хорошо был виден почти весь аэродром. И то, что Эжен увидел, ему не понравилось. Оказывается, две взлетные полосы были разворочены, как после бомбардировки. Вчера они были целехонькие, а сегодня – нате вам. Это когда же их успели разломать? Но дело было даже не в том, когда успели привести в негодность две взлетные полосы. Вопрос в другом: кто и зачем это сделал? Конечно, ответ мог быть простым: обе полосы нуждались в ремонте. Может быть, даже в срочном ремонте. Но почему ремонт затеяли как раз накануне угона самолета? Случайно так получилось или, может, здесь присутствует чей-то умысел? А если умысел, то чей? И какая преследуется цель?
На все эти вопросы ответа у Эжена не было. И спросить было не у кого – такие расспросы могли вызвать подозрение. Кто таков этот человек, для чего ему нужно знать о полосах? Ну и все такое прочее.
Подслушать разговоры пассажиров? Так ведь и пассажиров-то никаких не было. В зале лениво передвигались лишь несколько человек в комбинезонах, должно быть, из числа обслуживающего персонала, да еще в двух билетных кассах были люди. И все. Зато по громкоговорителю неизвестно для кого раз за разом повторялось: в связи с аварийной ситуацией аэродром временно самолеты не принимает и улететь отсюда также невозможно. Приносим извинения за причиненные неудобства.
Эжен еще раз внимательно взглянул в окно и увидел то, на что до этого не обратил внимания. На краю единственной целой взлетной полосы стоял самолет, будто вот-вот собирался взлетать. Хм… Самолет, готовый к взлету… Аэродром, значит, рейсы не принимает и не отправляет, а тут – нате вам. Самолет на краю единственной взлетной полосы. По виду готов к немедленному вылету. Интересная картинка, что и говорить…
Конечно, если разобраться и вникнуть, то такая картинка вполне могла быть приманкой. Или обманкой, что, по сути, было одно и то же. Самолет будто говорил: «Садись в меня, взлетай и лети в любом направлении хоть сейчас». Ну чем не приманка?
Но с другой стороны, почему сразу приманка? Чья приманка? Для чего? Или для кого? Может, для него, Эжена? Для всего того дела, которое он должен выполнить? Может, и так. А может, и не так. Может, Эжену все это лишь кажется. Да, вполне могло быть и такое. Нервы, нервы… Раньше, помнится, его не одолевали столь беспочвенные сомнения. Стареет он, что ли?
Ладно, подумал Эжен, будем рассуждать здраво и логично. То, что две взлетные полосы из трех выведены из строя, – это, конечно, плохо. И то, что аэродром в связи с этим перестал принимать и отправлять самолеты – тоже плохо. Но ведь одна полоса осталась? Самолет на ней в наличии имеется. И что из этого следует? А следует вот что. Его-то и надо угнать, на нем-то и надо улететь. Все равно другого выхода не остается. Для успешного выполнения дела хватит одной взлетной полосы и одного самолета. Больше и не надо.
Или, может, все-таки отказаться от угона? Нет, нельзя. И повременить тоже невозможно. И поменять аэродром на какой-то другой – тоже. Как поменяешь, на что поменяешь? В принципе, конечно, можно и поменять, но для этого понадобится неведомо сколько времени. А если все-таки ищейки КГБ идут по следу Эжена?
Это во‑первых. А во‑вторых, шестеро молодых беглецов. Впрочем, теперь уже не шестеро, а пятеро. Как быть с ними? Как им объяснить, что угнать самолет из Армавирского аэродрома не удалось и теперь придется искать другую возможность и другой аэродром? Поверят ли эти пятеро Эжену еще раз? В том-то и дело, что не поверят. Особенно после того, что случилось. После того, как он на их глазах убил одного из них. И что же тогда? Убивать всех остальных, чтобы не осталось свидетелей? Это тоже не выход, да и вряд ли такое дело получится, несмотря на весь опыт Эжена в подобных делах.
Так что же получается в итоге? А получается вот что. Надо угонять этот самый самолет, который стоит сейчас на краю взлетной полосы. Надо использовать этот шанс, тем более что никаких других шансов, похоже, не предвидится. Угонять сегодня же ночью. Сегодня или никогда.
Вот так, должно быть, хитрая рыбина и заглатывает живца, нанизанного на крючок. Так она, эта самая рыбина, и вводит сама себя в погибельный обман…
Глава 19
Ближе к вечеру Богданов отправился в город. Надо было встретиться с Ремневым и Сапоговым и окончательно согласовать действия. Близилась ночь, и предполагалось, что она будет решающая.
Богданов отбыл в город на автобусе в том же виде, в каком и был, – в рабочей спецовке. Так было надежнее на случай, если вдруг за ним кто-то следил. Кто-то из тех, кто намеревался ночью угнать самолет. А тогда у того, кто следил, могли возникнуть сомнения относительно Богданова. Чего это он переоделся, почему поехал в город на машине, а не на маршрутном автобусе, как полагается настоящим пролетариям, кто он вообще такой, чтобы разъезжать на машине, и так далее. А в спецовке Богданов ничем не отличался от остальных работяг, едущих вместе с ним в автобусе. Близился вечер, народ возвращался с работы – какие тут могут быть вопросы, сомнения и подозрения? Ну а то, что в спецовке, – так многие теснились в автобусе и были в такой же одежде.
Богданова, разумеется, ждали.
– Ну, что там у вас? – спросил Ремнев.
– Начнем с того, что у вас, – сказал Богданов.
– У нас все в порядке, – заверил Сапогов. – Наша наружка сработала на пять. И врага не упустили, и себя не обнаружили. Так что имеем полное представление о вражеских действиях.
– И в чем же они выражаются, эти действия? – спросил Богданов.
Сапогов подробно рассказал о том, что минувшей ночью делал месье – так чекисты решили называть Эжена. И что он делал днем. В частности, побывал на аэродроме, довольно-таки долго там находился, после чего вернулся в город. Рассказал Сапогов и о том, что делала его предполагаемая команда. И о том, что делали шестеро молодых балбесов-беглецов. Правда, о том, что их осталось всего пятеро, Сапогов ничего не сказал, потому что он этого не знал.
– Понятно, – задумчиво произнес Богданов, выслушав Сапогова. – Никто никуда не делся, никто не предпринял никаких неожиданных демаршей. Все в сборе, все в полной готовности. Даже произведена окончательная разведка. Не зря же наш месье околачивался на аэродроме. Что ж, сегодня,