Сирена, которую он слышал за годы работы лишь на учениях, взревала, разрывая воздух. Не прерывисто, а сплошным, пронзительным воем. Красный свет аварийной сигнализации залил модуль, превращая все в подобие адского кабаре.
— Что за черт?! — крикнул Петров, вскакивая с места, его лицо исказила паника.
Игорь не отвечал. Он уже был у главного пульта, пальцы летали по клавишам, вызывая на экраны одну аварийную схему за другой. Его лицо стало маской концентрации. Он пытался заглушить скважину, запустить аварийные клапаны, перекрыть поток. Но система не слушалась. Она жила своей, чужой, бешеной жизнью.
И тогда из динамиков, вместо человеческих голосов с других постов, хриплых от криков и помех, полилось нечто иное. Низкочастотный гул, настолько глубокий, что его скорее можно было почувствовать костями, чем ушами. Он нарастал, заполняя собой все пространство, заглушая и вой сирены, и рев ветра. Стальные балки модуля заходили ходуном, вибрация перешла в болезненную тряску. Со стола посыпались бумаги, с полок – инструменты.
Игорь смотрел на центральный монитор, пытаясь найти причину, логику в этом хаосе. Его ум, всегда такой острый и расчетливый, отказывался воспринимать происходящее. Это было не по учебнику. Не по инструкции. Это было… ненатурально.
И тогда экран перед ним не просто замерцал или погас.
Он залился светом. Ослепительно-зеленым, ядовитым, пульсирующим в такт кошмарному гулу. Свет был настолько ярким, что выжег все цифры, все схемы, оставив лишь ровное, бездушное сияние, в котором отразилось его собственное лицо, искаженное недоумением и нарастающим ужасом.
Игорь Стрельцов, инженер-нефтяник, циник и прагматик, стоял, вцепившись пальцами в край пульта, и смотрел в лицо тому, что не имело никакого логического объяснения.
А потом зеленый свет погас, и его поглотила тьма.
*** *** ***
Сознание возвращалось к Игорю нехотя, будто незваный гость, заглянувший на порог. Не через боль — хотя ломота во всем теле напоминала о недавней тряске, — а через оглушительное отсутствие. Сквозь густой туман в мозгу пробивалась одна-единственная, всепоглощающая реальность.
Тишина.
Не просто отсутствие звуков. Это была густая, давящая, физически ощутимая пустота, настолько полная, что в ушах начинало звенеть. Игорь застыл, не открывая глаз, пытаясь осмыслить эту пропасть. Куда делся навязчивый, привычный гул генераторов? Рев ветра, вывшего в стальных переплетениях платформы? Металлический скрежет, вибрация, голоса по селектору? Все исчезло. Словно кто-то гигантской рукой выключил звук у всего мира.
Он лежал на спине. Но не на холодном, прорезиненном полу модуля. Спину и затылок мягко, прохладно поддерживало что-то упругое и живое. Высокая трава. Он почувствовал ее влажную прохладу сквозь ткань комбинезона.
Медленно, преодолевая свинцовую тяжесть в веках, он открыл глаза.
И вздрогнул, ощутив холодный укол адреналина.
Над ним простирался купол неба, черный и бархатный, но не знакомый городской, подсвеченный оранжевым смогом. Этот был густым, глубоким, бездонным. И он был усыпан звездами. Не теми редкими блеклыми точками, что пробивались сквозь засветку мегаполиса или виднелись в редкие ясные ночи над морем. Этих звезд были тысячи, десятки тысяч. Они горели ослепительно, яростно, сливаясь в сияющие реки Млечного Пути, прочерчивая по темноте причудливые, незнакомые созвездия. Они были слишком яркими, слишком близкими. Словно кто-то рассыпал по бархату горсть алмазной пыли.
*Где я?* — пронеслось в голове первое, примитивное, животное.
Он повернул голову, и его обдало волной непривычных запахов. Свежесть, которой не бывает в городе. Сладковатый, терпкий дух полыни. Гнилостная, но живая вонь какого-то животного помета. Влажная, тяжелая прель земли после дождя. Воздух был настолько чист, что почти обжигал легкие, непривыкшие к такой крепости.
Паника, холодная и липкая, попыталась подняться из живота к горлу. Он подавил ее, сглотнув. Паника — роскошь, которую он не мог себе позволить. Включался режим выживания. Сначала — оценка обстановки. Сначала — ты сам.
Он пошевелил пальцами рук, потом ног. Все двигалось. Медленно, с протестом, но двигалось. Ни острых болей, хруста костей, ощущения открытых ран. *Целым считай, Стрельцов. Повезло.*
С трудом приподнявшись на локтях, он огляделся. Он лежал на небольшом поле, поросшем высокой, по пояс, травой и колючими кустами. Вдалеке темнел лес — густой, непроницаемый, настоящая стена из древних деревьев. С одной стороны доносился негромкий, убаюкивающий плеск воды. Река. Ни огней. Ни проводов. Ни следов человека. Только бесконечная, дикая природа под незнакомым небом.
*Ладно. Ситуация ясна. Она – полный п#зд#ц.*
Он заставил себя сесть. Мир на мгновение поплыл, в висках застучало. Его затошнило. Он глубоко вдохнул, выдох, стараясь дышать ровно. Это было не похоже на последствия удара током. Не на контузию. Тело будто было вывернуто наизнанку, каждая клеточка жаловалась на какое-то фундаментальное, системное насилие над собой. Как будто его разобрали на атомы, а потом собрали заново, чуть-чуть криво.
*Сначала – что со мной. Потом – где я. Потом – что делать.*
Он потянулся к карманам своего рабочего жилета. Действуя на автомате, как делал это сотни раз, начал проводить инвентаризацию. EDC. Every Day Carry. То, что всегда с тобой.
Правый нижний карман. Смартфон. Он достал его. Экран был черным, мертвым. Ни реакции на кнопку питания, ни индикации заряда. Полный кирпич. *Прекрасно. Мир вокруг как будто из средневековья, а у меня в кармане – самый дорогой в мире пресс-папье.* Он все равно сунул его обратно. Выбрасывать артефакт своей эпохи было рано.
Левый карман. Складной нож Victorinox. Надежный, швейцарский, с парой лезвий, отверткой и шилом. Он щелкнул, открыл большое лезвие. Сталь блеснула в свете чужых звезд, холодная и острая. Холодок металла в руке был единственным знакомым, успокаивающим ощущением. *Хоть что-то.* Нож убрал в карман на поясе, чтобы был под рукой.
Внутренний карман. Зажигалка Zippo. Тяжелая, латунная. Он щелкнул крышкой, большим пальцем чиркнул о колесико. С треском вспыхнуло ровное, уверенное пламя. Оно отразилось в его глазах, в которых все еще плавала ошеломленность. Огонь. Основа цивилизации. У него был огонь. Это уже что-то. Он потушил его, с облегчением почувствовав, как ладонь обволакивает теплый корпус.
Еще один карман. Полпачки прессованных сухарей в герметичной упаковке. Армейский НЗ. Он потряс упаковку. Раздался обнадеживающий хруст. *Еда. На один раз.*
И… все. Весь его технологический арсенал, вся его связь с прежним миром свелась к этому: мертвый телефон, нож, зажигалка, сухари. Смехотворно мало. Цивилизация, которая могла разговаривать с марсоходами, оставила его наедине с дикой природой с набором пещерного человека.
Он попытался встать. Ноги подкосились, мир снова закачался. Он ухватился за ствол молодой березки, стоявшей рядом, и, тяжело дыша, медленно поднялся во весь рост. Голова кружилась, но он удержался. Стоял, опираясь на дерево, и смотрел на этот новый, старый мир.