Закончив с виконтом Густавом Цорга, маг отдал приказ увести того в камеру и отправился в кабинет Лудима. Ему нужно было обсудить это с дель Наварра, просмотреть отчеты об обысках и допросах свитников и челяди задержанных, а также решить как поступать дальше. Хорошо бы герцог Асомский выделил дополнительную охрану из собственной дружины и пару галер, чтобы переправить весь этот детский сад в Нисману. Не хотелось больше нужного напрягать и дробить свою команду. Джесса бы вообще в отпуск отправить, на парня смотреть страшно. Хорошо, что ведьмак сам издох, а то отмазывай потом своего, факты тасуй, прикрывай. Нет, не доплыл бы Рималь до Нисманы живым. Огненный не глупей него и приказ: брать живым — слышал, и понял для чего это нужно. Нет, все-таки надо сказать «черному» спасибо, работу он им облегчил. Если б еще ведьма не погибла…
В кабинете Лудима был так накурено, что не спасало даже открытое настежь оборотнем окно.
— Закройте окно, холодрыга же! В подвалах, между прочим, тоже не лето! — недовольно буркнул Карн.
— Прости, — сказал Табола, отложил трубку, встал и закрыл окно. Потом швырнул молнию из пальцев камин и дрова в том загорелись. Их, конечно, немного разметало, ну так, несколько полешек в щепки. — Еще раз простите, еще не привык к новому навыку.
Лудим, как ни странно сидевший на стуле посетителя и перебиравший карточки с делами, вкладывая туда новые листы и делая пометки, даже не отреагировал. Оборотень выглядел уставшим. Впрочем, и Табола, и сам Карн, скорее всего, были не краше.
— Предлагаю на сегодня закончить и немного поспать. Хорошо было бы и чего-нибудь поесть.
— Пойдемте к Тларгу, — вдруг произнес Лудим, — мои передали, что он уже открыл трактир. Народу сейчас там немного, а что поесть и выпить точно найдется. Иначе я свихнусь.
— Да, нужно развеяться и сменить обстановку. Основная работа сделана, осталось разобраться с графиней. Я ее лично закрыл в камере и запечатал магией. Даже стражник не сможет отпереть дверь, даже если заставят, даже если сам захочет. Там направленное воздействие нужно будет. Причем неслабого уровня, не ниже моего точно, — отозвался дель Наварра и начал собираться.
Настая
Они с Михом поселились в домике семьи Светлана. Он был гораздо больше, чем ее хатка и квартира Миха вместе взятые. Да и оставлять детей на соседку не хотелось. Она, конечно, баба добрая, да у нее и свои заботы имеются. Никому-то чужие дети не нужны. Это Настая поняла уже давно, когда еще своих одних на ночь оставляла на соседей. Не были они тогда ни присмотрены, ни нормально накормлены, ни одеты. Сейчас в одной комнате ютились старшие, в другой младшие, а для них Мих сколотил широкий топчан в горнице рядом с печью. Раньше-то Светлан закрыл две комнаты и занавесил двери ветошью, чтобы отапливать не весь дом, а только горницу, поставил лавки рядом с печью, чтобы спать было теплее. Куда тут теплее-то? Крыша была худая, она кое-как затянуты бычьими пузырями, а то и заткнуты старыми отсыревшими подушками, глиняный пол — холодный.
Домик преобразился буквально за пару дней. Крышу Мих с товарищами и соседями перекрыли, навес-дровник сколотили, печь подправили, стены глиной промазали и побелили, окна застеклили… Много ли надо? Оказалось, что много, если хозяина не было. Не считать же таковым худосочного тринадцатилетнего мальчишку, который не знал куда кинуться и что делать, лишь бы младшим на еду было. Хоть какую-то.
Этим утром Настая встала рано. Затопила печь и решила приготовить ринкины любимые колобки, яичницу с тонкими полосками вяленой говядины, поставить вариться ягодный компот. Вчера они купали детей огромной лохани перед печкой и сейчас та, пусть и слитой водой мешалась. Она потянула ее за край, чтобы переволочь в сторону, но услышала хриплый со сна голос Миха.
— Куда потащила? Оставь, нечего тяжести поднимать!
Он споро встал, натянул портки и рубаху, поднял огромную лохань и перенес ее в угол, поставив на бок. У девушки от такого проявления заботы, казалось бы, мелочь же, она б и сама отволокла, появились слезы на глазах. Она обняла мужчину, прижалась к нему всем телом и уткнулась куда-то в плечо всхлипывая.
— Ну ты чего? Чего ты? — как обычно растерялся от женских слез Мих. — Всё же хорошо.
Он обнимал девушку, поглаживая по голове и пытался шептать что-то утешительное.
— В том-то и дело, что хорошо! — вдруг произнесла она. — Такого просто быть не может. Всегда так со мной было! Если что-то хорошо, то за углом обязательно ждет беда! Я боюсь, Мих, очень боюсь. Тларг и Ринка уехали не пойми куда сражаться со страшилищем, трактир закрыт, а у нас дети…
— Количество которых увеличивается не по дням, а по часам! — улыбнулся тот. — Не горюй. Мы вместе, а, значит, со всем справимся! Тларг и Ри скоро вернутся, мы откроем «Волков» и все будет еще лучше. Вот увидишь! Я позабочусь о вас. О вас всех!
Она еще несколько раз всхлипнула и успокоилась. Умылась в рукомойнике и занялась завтраком. Впрочем, Мих помогал и колобки лепить, и мясо нарезал на тонкие полосочки и ягоды на компот перебрал и помыл. В окна светило яркое осеннее солнце, заливая комнату золотистым светом. Сначала проснулись младшие дети и выползли на кухню сонно потирая глазки. Светлановы малые еще стеснялись, не могли поверить, что все хорошо, всегда есть еда, никто их не обижает, поэтому показывались из комнаты по чуть-чуть. Сначала любопытный нос вылезет из-за косяка, потом глазки, потом и весь ребенок осторожно выйдет.
Первые дни они прятали еду. Под подушками и тюфяками, в дровнике, под тростниковыми циновками. Настая и Мих «запасы» не трогали. Лишь предлагали за столом добавки. Сейчас мальчик и две девочки уже были посмелее, начали общаться со взрослыми, спрашивали что-то. Самая маленькая, Сандра, была ровесницей ее дочке и девочки ходили везде вместе и вместе цеплялись за ее юбку.
Марк подал голос, когда вся семья, да-да, семья, уже сидела за столом. Этот удивительный малыш крайне редко плакал, а еще реже плакал без причины. Вот и сейчас он требовательно проорал из комнаты: Эээ! Это означало, что он встал и спрашивает, где, собственно, все и почему его никто не берет на руки! Подать ему сюда человека,