— Только не принимай мои слова всерьез, — бросил вслед ему Гжегож, догадываясь, куда направляется Зенек. — Совершенно не узнаю его. — Повернулся он к Барбаре.
— Что вы хотите этим сказать?
— Пренеприятнейшую вещь: мы не знаем своих работников, — сказал Гжегож, обращаясь больше к себе, чем к Барбаре, — да, это горькая правда. Возможно, вам покажется странным, что за время совместной работы я не нашел времени внимательнее к нему присмотреться. Но вы понимаете, — добавил он на этот раз с явной неохотой, — за всей этой кутерьмой я не нашел достаточно времени, чтобы получше разглядеть его. А честно говоря, дело здесь даже не во времени или желании, а просто в отсутствии необходимости. Для меня достаточно было знать, как он умеет управляться у печи с лопатой.
— Теперь у вас блестящая возможность, чтобы...
— Вам легко иронизировать, — нахмурился Гжегож, почувствовав, что не убедил ее, даже не взволновал, но тем не менее ему необходима была поддержка даже хотя бы этим случайным свидетелем. — Я не имею в виду каких-то приятельских отношений, чтобы меня приглашали, скажем, на пьянки, крестины или именины, речь идет не об этих связях, которые заслуживают скорее порицания, чем одобрения. Но я думаю, было бы неплохо знать друг о друге больше, кто есть кто. Действительно знать, что человек собой представляет.
«Благое пожелание, — подумал Гжегож, заметив возвращающегося Зенека Лиса, — еще одна из твоих юношеских иллюзий и не более, мой дорогой».
...И вот сейчас он смотрит на этого парня и говорит с оттенком некоторой злости, но убежденно:
— Она сделала правильный выбор, дорогой Яниц, можете не беспокоиться. — Гжегож решительно встает.
— Что? — Яниц в полном недоумении, ему кажется невероятным, что Гурный сумел прочитать его мысли.
— А вот то — не забудьте пригласить на свадьбу, — смеется Гжегож. — Как-никак, а я тоже был немного сватом.
— Значит, и вы приложили к этому руку, — с удивлением крутит головой старик.
— Нет, но не мешал, так что выходит одно на одно. — Гжегож смеющимися глазами смотрит на ничего не понимающего Яница, потом поворачивается и направляется к себе в конторку.
XIII
Хриплый, с ужасной дикцией женский голос объявил по радио, что скорый поезд до Катовиц опаздывает на сорок минут. Гжегож с досадой опустился на широкую скамью в зале ожиданий и снова стал наблюдать, как пассажиры снуют в разных направлениях: к билетным кассам с загнутыми хвостами очередей, к высоким выходным дверям, сквозь которые врывался холодный ветер и дождь со снегом.
Гжегожу никогда не удавалось оставаться безразличным в этой вокзальной сутолоке. Она всегда вселяла в него тревогу, какое-то подсознательное желание поскорее убежать из этого города. Часто чуть ли не в последнюю минуту он подавлял в себе неизвестно откуда берущийся порыв: купить билет до любой отдаленной, незнакомой станции и тут же уехать. Вырваться из N. внезапно и тем самым сразу зачеркнуть всякую возможность к возвращению. Он видел себя в пустом, полутемном купе, прижавшегося лицом к заиндевелому окну, за которым мелькает темный и грозный мир, в котором где-то за линией горизонта есть место и для него... оазис покоя, где он освободится от всех проблем, в какие здесь по неосмотрительности впутался. Но тут на смену эмоциям приходил здравый смысл, возвращая его к реальной действительности.
Однако сегодня его опять будоражили события последних дней, не давая погрузиться в состояние блаженной апатии, а ведь события, случившиеся несколько часов назад, давали все основания к этому.
Все последние дни, включая и сегодняшний, мелькают в его памяти, обрывки воспоминаний, отдельные кадры, еще не утратившие свежести красок и четкости звуков. Гжегож не мог об этом не думать, поскольку ему казалось — хотя он и боялся в этом признаться, — что он достиг высшей точки параболы своего полета и теперь видел предначертанный ему путь, на который он должен вступить. Вступить и идти по нему до конца.
Смена «Б» неожиданно быстро привыкла к новому начальнику, хотя Гжегож Гурный не предпринимал никаких попыток завоевать дешевую популярность и авторитет. И тем не менее во взаимоотношениях между коллективом и им происходили коренные перемены, пусть даже внешние и не заметные, именно они играли решающую роль в наиболее напряженных ситуациях. Через два-три месяца стало ясно, что он успешно справляется с новыми обязанностями начальника смены. Он все глубже вникал во все дела и все увереннее чувствовал себя в новой роли. Мастера, видя, что он пытается им помогать, а не сваливать все на них, как это обычно делали другие, видя, что он не вмешивается в мелочи, а при неудачах не уклоняется от ответственности, все более охотно принимали новые порядки. Рядовые сталевары тоже замечали перемены к лучшему.
Гурный стал чаще собирать их на совещания, разумнее организовал подмены, продумал, как освободить воскресенья. Многие вопросы ему удалось решить с помощью партийного и профсоюзного актива, за счет умелого использования их авторитета и влияния в своих организациях. Возвращаясь мысленно не в такое уж далекое прошлое, он сам себе поражался: как он мог так долго барахтаться в пустоте, не искал поддержки этих людей, которые сейчас охотно протягивали ему руку помощи?
«А может быть, это уже не прежний Гжегож Гурный?» — пытался он оправдать их и себя, не вдаваясь в слишком глубокие размышления. Его предположения в известной мере подтвердил Борецкий во время их последнего разговора, после одного из совещаний.
Больше двух часов обсуждали они причины увеличения брака на... прокатном стане. Да, да, в соседнем цехе, откуда стали поступать тревожные сигналы. И хотя касалось это, конечно, всех смен, Гжегож сам решил во всем разобраться. Настроение у него было настороженное, поскольку происходившее не укладывалось в привычные рамки, а поиски причин «в своем огороде» не дали никаких результатов. Он решил в одну из ночных смен проследить за всеми этапами работы до момента подачи стали в прокатный цех и собственными глазами убедился, как из-за существенных нарушений технологии значительная часть усилий мартеновского цеха идет насмарку.
По его же инициативе Борецкий созвал совещание с участием технического директора завода. Гурный подготовился основательно. В течение нескольких дней он внимательно изучал работу всех звеньев, расширив круг наблюдений, несколько вечеров провел в заводской библиотеке НОТа и мог теперь представить неопровержимые доказательства, подкрепленные конкретными фактами и теоретическими