— У этих людей уже нет дома, — холодно сказала я. — Вернее, теперь он у них как раз есть.
— Эти голодранцы могут быть опасны! — воскликнула Алоиза.
— Они истощены, измучены, и всё, чего они сейчас хотят, это обрести кров и получить пищу. И их пребывание здесь не касается никого, кроме меня и моего брата.
— Ты ошибаешься, Ниса! — возразила мадемуазель Крюшон. — Они наверняка станут воровать фрукты и овощи с наших садов и полей и угонять скот с наших лугов. Потому что иначе им себя не прокормить.
— Если они осмелятся что-то у вас украсть, то я первая прогоню их со двора, — сказала я. — Но до тех пор, пока они ведут себя как подобает, они останутся здесь. И мы уже построили для них жилье.
Один новый барак уже действительно был готов, и все беженцы уже перебрались туда. Пока они вынуждены были жить в тесноте, но я надеялась, что скоро будет достроен и второй барак, и тогда они разместятся с большим комфортом.
— Я же говорила, что разговаривать с ней бесполезно! — впервые за время нашего с Алоизой разговора подала голос Соланж. — Она ненормальная. И именно поэтому его величество и бросил ее.
Она смотрела на меня с презрением. Но если она думала меня смутить, то ошибалась. Это в столице я чувствовала себя жалкой и беззащитной. А здесь я была у себя дома, в окружении своих людей. И мне было наплевать на ее мнение.
— Вы прекрасно знаете, мадемуазель Каррено, почему мы с его величеством расторгли помолвку, — усмехнулась я. — Но если вы предпочитаете думать, что он меня бросил, то это ваше право. Я прекрасно понимаю, что это подбадривает вас в вашем собственном поражении. Ведь его величество точно так же поступил и с вами, не так ли? Вас он тоже не счел достойной титула королевы.
Ее щеки запылали, а во взгляде мелькнула ненависть. Наверно, если бы она была сильным магом, она бы уже разрушила тут всё, до чего смогла дотянуться. Но, увы, ее магия была слаба.
— Я не знаю, о чём ты говоришь, Ниса, — вмешалась Алоиза, — но я запрещаю тебе оскорблять Соланж. А что касается его величества… Ты и так уже поставила нас перед ним в неловкое положение.
Я поставила их в неловкое положение? Она сошла с ума? Это надо же было так извратить то, что произошло у них на балу!
— Да-да, ты нажаловалась ему на нас! — подтвердила мадемуазель Крюшон. — И тем самым поступила очень дурно. Но к счастью, как выяснилось, твое мнение не слишком важно для него. А его внимание к тебе на балу и после бала объяснялось лишь его желанием оказать уважение твоему брату, отличившемуся на поле боя.
Я пожала плечами. Я никогда и не утверждала, что имею какое-то влияние на короля.
— Но теперь-то мы знаем, — продолжала Алоиза, — что его величество имеет намерение жениться на принцессе Тавирии. И это действительно разумный во всех отношениях брак, ибо жених и невеста по статусу подходят друг другу. Ваш же союз был бы для короля ужасным мезальянсом.
И снова я промолчала. Всё это я знала и сама.
— Нет никакой необходимости говорить об этом, дорогая Алоиза, — улыбнулась уже оправившаяся от моих слов Соланж. — Я уверена, что мадемуазель Деланж всё это прекрасно понимает. Его величество никогда не смог бы полюбить такую, как она.
— Вам, мадемуазель Каррено, — оборвала ее я, — тоже нет никакой необходимости повторять то, что я уже слышала от вас. Я прекрасно помню, что вы мне однажды уже сказали. Что иметь такую королеву позор для Рузании. И что такого гадкого утенка, как я, невозможно любить. Это ведь были ваши слова, правда? Вы сказали мне их в ту ночь, когда я застала вас с его величеством во время плотских утех.
Алоиза охнула. А щеки Соланж стали пунцовыми розы на кусте, мимо которого мы как раз проходили.
— Я тебе не верю, Ниса! — прошипела мадемуазель Крюшон. — Ты говоришь это, чтобы опорочить честное имя мадемуазель Каррено. Но тебе всё равно никто не поверит. Подумай лучше о том, что я сказала тебе о беженцах. Потому что если ты не прогонишь их сама, то мы вынуждены будем вмешаться.
Она развернулась и повела рыдающую Соланж к экипажу. А я задумалась о том, насколько далеко готовы будут зайти местные дворяне в своем желании избавиться от беженцев, которых я приютила.
Глава 39. Нападение
Мадам Верье разбудила меня посреди ночи.
— Госпожа! На улице неспокойно. В конюшни волнуются лошади, и это точно неспроста.
Я вскочила с кровати, подошла к окну. Небо было затянуто тучами, сквозь которые не проглядывала даже луна, и двор казался абсолютно темным.
— Я уже послала туда мальчишку. Велела ему обойти вокруг дома и проверить, нет ли тут чужих.
— А если он пострадает сам? — заволновалась я. — Нужно было отправить кого-то из мужчин.
— Не беспокойтесь, госпожа, я уже велела разбудить всех слуг, которые есть в доме.
Но в доме ночевало не так много народа. Впрочем, я надеялась, что лошади волновались потому, что из леса к нам забрел какой-нибудь зверь — лисица или росомаха.
Ожидая, пока вернется парнишка, я торопливо оделась и снова подошла к окну. Но там по-прежнему ничего не было видно. И только когда я уже решила выйти на улицу сама, я увидела, как вдали мелькнуло что-то яркое.
— Огонь, госпожа! — закричала Амелия. — Там огонь!
Теперь я видела его уже и сама. Что-то горело в той части двора, которая была ближе к лесу.
Я охнула:
— Это барак! Они подожгли барак!
Я почему-то сразу подумала о поджоге. Потому что после угроз Крюшонов поверить в случайное возгорание я не могла. Наверняка они подослали кого-то, чтобы устроить всё это и вынудить беженцев уйти и отсюда.
Мы бросились на улицу. А на крыльце уже суетились слуги. Они хватали ведра и бежали к колодцу. Но даже отсюда было видно, что пламя уже разгорелось так сильно, что несколько ведер с водой погасить его не смогут.
Я бросилась к бараку, надеясь, что хотя бы сами люди