А потом я на какое-то время отключился, после чего пришел в себя, а дальше уже появились вы. Хотя, если честно, до недавней поры я думал, что это все мне приснилось.
– Тебе понадобится какое-то время, чтобы восстановиться, – Даша сжала мою руку.
– Теперь я калека, – я попытался придать этим словам оттенок самоиронии, но вышло жалко. Потому что я говорил правду.
– Ты не калека, ты боец.
Ребята еще какое-то время потусовались у меня в палате, прежде чем решили, что визит затянулся. Тепло попрощавшись и пожелав выздоровления, они ушли, оставив нас с Дашей вдвоем. После ухода друзей девушка с ногами забралась в уютное кресло, стоявшее недалеко от моей кровати и закрыла глаза. Она устала. Я видел и чувствовал это. Я был уверен, что она спит, и даже почти уснул сам, когда Даша вдруг спросила:
– Герман, наверное, сейчас не лучшее время, чтобы говорить об этом, но я все же не могу не спросить… Алена Сергеевна, наша бывшая преподавательница топографической анатомии, она твоя…
– Ты все знаешь, – устало выдохнул я, констатируя этот факт. У меня не было сил выяснять, как и откуда. Впрочем, я и не имел на это права. Я должен был сам рассказать Даше, но вместо этого выбрал легкий путь – молчание. Которое она наверняка поняла неправильно.
– Что вас связывает?
– Ничего, – неужели она решила, что между нами до сих пор что-то есть? – Конечно же ничего! Боже, как тебе вообще такое в голову пришло? Да, мы и правда встречались, но ее появление в нашем университете стало для меня шоком. Я не ожидал этого и, честно говоря, до сих пор не до конца понимаю, почему она вернулась.
– Я знаю, что в ночь, когда мы…в общем, когда я ночевала у тебя… Что ты ездил к ней. Ты сказал мне, что пошел проверять сигнализацию. Ты мне соврал, – с разочарованием в голосе произнесла Даша.
Ох, черт. Она действительно поняла все неправильно. Но когда она узнала об этом? Она возненавидела меня? И как долго она меня ненавидела? Но в конце концов, Даша была рядом здесь и сейчас. Она целовала мои руки, и я видел искреннюю радость на ее лице в тот момент, когда я очнулся. Значит ли это, что еще не все между нами потеряно?
– Даша, милая, прости меня. Знаю, это прозвучит глупо, и я не пытаюсь оправдаться, но я не хотел рассказывать тебе просто потому, что не считал это важным. Это было прошлое, которое больше ничего для меня не значило. Я не хотел впутывать тебя в эту грязь. Она сама липла ко мне. В ту ночь она позвонила и сказала, что если я не приеду, она убьет себя и расскажет всем о нас. Это все так глупо, но в тот момент мне казалось, что у меня нет другого выхода. Между нами ничего не было, если ты хоть на секунду думала иначе. Боже, да даже и быть ничего не могло! Я не прошу тебя простить меня, но если вдруг ты сможешь…прости, Даш. Вышло действительно глупо.
Даша тяжело вздохнула.
– Я не смогла бы потерять еще и тебя. Без тебя было так…плохо.
Я провёл в больнице ещё около двух недель, прежде чем с моей челюсти сняли эту отвратительную штуку под названием «шина». С ней я был похож на монстра, который восстал из ада. Хоть Даша и сравнивала меня больше с роботом, чем с монстром, но я-то понимал, что выгляжу просто ужасно, а она всего лишь не хочет меня обидеть. Вдобавок ко всему я не мог нормально есть. Приходилось питаться через трубочку жидкими детскими кашами и бульонами, после которых мой желудок подавал сигнал о голоде уже через час. За время нахождения в больнице я сбросил около восьми килограмм и больше напоминал обтянутый кожей скелет, нежели мужчину. И от этого чувствовал себя жалким. Бывало, срывался на Дашу и один раз даже чуть не послал ее на все четыре стороны, но она стойко и терпеливо выносила все мои выходки и каждый раз уверяла, что это пройдёт. И тогда я боролся с собой, было тяжело, но я не хотел сдаваться.
Когда я вернулся из больницы, обустроился дома и немного пришел в себя, было тут же принято единогласное решение о Дашином переезде в мой дом. Все мы были согласны с тем, что так всем будет и проще, и безопаснее. И даже хотя основная опасность уже миновала, разделаться со страхом, который вселил в нас Туре, было не так-то просто.
Туре был посмертно признан психически больным. К этому делу Даша подключила своего нового знакомого-психиатра, который безоговорочно подтвердил диагноз, поставленный другими врачами. ОКР – обсессивно-компульсивное расстройство.
– Очень вероятно, что стресс послужил провоцирующим фактором, «спусковым крючком» к манифестации, другими словами – к проявлению заболевания, – рассказывал позже Виктор Александрович, когда мы пригласили его в гости на обед в качестве благодарности за все, что этот едва знакомый человек сделал для нас. – Нельзя исключать, что ген расстройства «сидел» в нем с самого рождения. Возможно, этот ген бы никогда и не «проснулся», если бы не определённые обстоятельства. Потерять двух близких людей в один миг – довольно сильное поражение.
– Но при ОКР у него должны были быть какие-то конкретные обсессии и компульсии? – неуверенно спросил я. В университете я ненавидел все, что было связано с психиатрией, неврологией, да и вообще нервной системой в целом. Поэтому в этом разговоре был определённо не в своей стихии.
– Обсессия или его зависимость – это Дарья. Постоянно заявлять вам о себе, – Виктор Александрович кивнул в сторону Даши, – стало его навязчивой идеей. Он чувствовал необходимость всегда присутствовать в вашей жизни. Перестать делать это – значит окончательно потерять с вами связь, а жить не в ладах со своей обсессией – сущий ад для человека, страдающего ОКР. Он должен усмирить то, что доставляет ему беспокойство. И достигает этого посредством компульсий – импульсивных поступков. Как правило, компульсия – какое-то определённое действие, которое больной делает изо дня в день. В своей практике мы, психиатры, привыкли сталкиваться с куда более банальными вещами. Например, моими пациентами овладевал страх, что микробы захватят его организм, поэтому они бегали мыть руки чуть ли не каждые пять