— Не нравится?
— Терпеть не могу.
— Тогда поторопитесь. Чем быстрее разберётесь, тем быстрее сможете приступить к оперативной работе.
Жилин внимательно смотрел на собеседников, стараясь уловить детали, проверить свои догадки. Чутьё подсказывало: всё сказанное — не пустой звук.
Ещё вчера казалось, что суд — простая формальность, мэтры лишь подтвердили заранее принятое решение. Но, прокручивая в памяти тот вечер, он видел картину иначе. Звёздный Совет не устраивал пустых разбирательств, не отвлекался на дисциплинарные мелочи. Их интересовало не просто то, что он сделал, а каким образом обосновывал свои поступки, насколько уверенно держался под давлением, как реагировал на неудобные вопросы.
Но главный момент заключался в другом. Он не оправдывался.
Можно было подробно расписать, как форпост Триал не справился с атакой обычной стаи и запросил поддержку у каравана, который не предназначен для боевых столкновений. Или вспомнить смертельно опасную аномалию в Жаровне, где конвой едва не сгорел, и они с трудом удержались на грани между жизнью и гибелью. Или рассказать, как их накрыла песчаная буря, а из невидимой завесы сыпались миномётные снаряды.
Каждое из этих событий могло бы стать оправданием. Он мог бросить эти факты в лицо суду, сделать их щитом, перевернуть заседание в свою пользу.
Но тогда казалось, что в этом нет смысла. Дорога не оставляет места для жалоб, командир должен принимать удары.
Теперь же он понимал: мэтры увидели в этом не покорность, а нечто иное. Он не искал предлогов, не перекладывал ответственность, не прятался за обстоятельствами. Он принимал решения — пусть не всегда идеальные, но единственно возможные в тот момент. И что важнее всего, он не пытался избежать их последствий.
Теперь становилось очевидным: его не просто отодвинули в канцелярию. Перед ним стояла иная задача.
Какая именно — ещё предстояло выяснить.
Но, даже понимая, что всё не так просто, Жилин не собирался мириться с мыслью, что теперь его жизнь сведётся к архивам, пыльным записям и грифельным доскам. Канцелярия оставалась чуждым миром, её работа не имела для него ценности.
Звание следователя для человека дороги не значило ничего.
Совсем недавно перед ним была вся Альтерра. Он мог появиться в любом городе, на любом форпосте, вести людей, принимать решения на ходу, рисковать и выигрывать.
И если те, кто сидят перед ним, не лгут, если их слова чего-то стоят, он вернётся в пустошь. Потому что в бумагах и отчётах Рой не найти.
Глава 7, стоки
Тусклый свет лампы дрожал в прокуренной допросной, размывая очертания комнаты. Воздух, пропитанный потом, табачным дымом и чем-то приторно-сладким, оседал на коже липкой плёнкой. Голые стены с облупившейся краской, ржавая дверь, затёртый стол — место, где людей перемалывали в безликую массу.
Металлический стул под спиной нарочито неудобен. Запястья сдавливают наручники. Раздражает не это, а сам спектакль.
Напротив, лениво откинувшись в скрипучем кресле, сидит дежурный — сухощавый, с резкими чертами, коротко стриженный. Серые глаза, выцветшие от усталости, лениво скользят по парню.
— Имя или позывной? — прокуренный голос, в котором слишком много сигарет и слишком мало интереса.
— Вектор.
— Клан?
— Без клана.
— Документы?
— Старый гильдейский жетон.
— Выгнали, да?
— Не совсем — замялся Илья. Законник это уловил.
— Дом тут?
— В Альдене.
— Давно прибыл?
— Последний контракт был сюда, пара дней.
— Кто нанимал?
— Гильдия. Груз доставлен, контракт закрыт. Напарник в городе. Искать будет.
Бровь дознавателя дёргается. Первый проблеск интереса.
— Напарник?
— Да.
— Имя?
— Мрак.
Тишина. Мужчина медленно перевернул страницу, постучал ручкой по столу, усмехнулся.
— Интересное имя. Где он сейчас?
— Меня ищет.
— Значит, бывший клановец, караванщик без группы, житель Альдены, с напарником, который поднимет шум?
— Всё верно.
Дознаватель прищурился, оценивая, стоит ли верить каждому слову.
— И что, по-твоему, мне с этим делать?
— Проверить.
Губы дрогнули в короткой усмешке, пальцы сцепились в замок.
— Проверим. Конечно, проверим. — Голос лениво-ровный, в нём уже слышался намёк на предсказуемое. — Только пока всё займёт время… Думаю, тебе стоит задержаться у нас подольше.
Тусклый свет едва пробивал плотный слой пыли, превращая узкий коридор участка в угрюмый туннель. Гул шагов охранников отдавался глухими ударами в бетонных стенах, пока они молча уходили прочь от камеры, где теперь находился Вектор.
Его заперли в одиночке.
Массивная дверь без смотрового глазка. Узкое зарешеченное окошко, впускающее тонкую полоску света. Затхлость, промозглый холод. Запах металла и сырости въелся в камень так же крепко, как в ткани тех, кто сидел здесь до него.
Дойдя до массивной двери, ведущей в служебное помещение, высокий охранник толкнул её плечом, пропуская напарника внутрь. Здесь можно было говорить без опаски.
— Ну и что скажешь? — ленивый голос, пропитанный усталостью, будто вся эта работа давно превратилась в рутину.
Коренастый медлил.
Подошёл к столу, провёл ладонью по щетинистому подбородку, задумчиво посмотрел на запертую дверь. Только потом заговорил:
— Не нравится мне этот тип. — Голос низкий, хриплый, с ноткой сомнения. — Слишком спокойный.
— Караванщик — безразлично бросил высокий, пододвигая стул. — Эти ко всему привыкли
— Да не в этом дело. Он вообще не дрогнул, когда застёгивал наручники. Не нервничал, не давил. Даже вопросов толком не задал.
— Опытный — пожал плечами высокий. — Может, не в первый раз сидит.
— Может… — коренастый почесал затылок, скользнул взглядом по столу, затем опустился на стул. — А может, он просто знает, что за ним придут.
Высокий приподнял бровь, прикурил сигарету, выдохнул дым в потолок.
— Думаешь?
— Он сам сказал: напарник остался в городе, искать будет. — медленно проговорил коренастый, словно проглатывая сомнения.
— Все так говорят, — хмыкнул высокий, стряхивая пепел. — У них всегда кто-то должен прийти — брат, командир, клан, богатый друг. А потом никто не приходит.
Коренастый коротко кивнул, сцепив пальцы в замок.
— Мы и так по горло в этом — пробормотал он.
— Знаю — бросил высокий, выдыхая сизый дым.
Молчание повисло в комнате.
— Утром в журнале будет запись: «освобождён».
Коренастый медленно перевёл взгляд на папку, задержался на ней, будто надеясь найти ответ. Затем, не поднимая глаз, выдохнул:
— Ладно.
Они шагали неспешно, гул их шагов гас в каменных стенах, пока направлялись к одиночной камере. Ни спешки, ни признаков, что эта ночь чем-то отличается от других. Формальности важны — они держат систему в порядке, сохраняют облик перед проверяющими, случайными свидетелями, собственной совестью.
Вектор сидел на узкой металлической лавке, выпрямившись, без напряжения. Просто взглянул на охранников, кивнул.
— Подъём, караванщик — коротко бросил Высокий, делая шаг назад. — Ты свободен.
Без слов он вышел из камеры, двинулся по коридору, сопровождаемый по бокам, как положено. Тишина тянулась вязкой