«В чем же тут загадка? Человек помог девочке. Кстати, он нашел ее родителей?»
«В этом и вопрос. Он привел ее к самому подъезду, где она жила, словно знал это заранее. Пока следователь Два – так их называют в этой истории, допрашивал ребенка, следователь Один пытался найти других свидетелей. Но никто ничего не помнил – все приезжие сливались для них в одно лицо, как взрослые, так и дети. Записи в дневнике прерываются там, где он отпускает ее к подъезду и дождавшись, пока она зайдет в дом, уходит обратно в отель. Последняя запись на этом листе – «я мог бы ее спасти». Самая странная из всех, если этот дневник вообще можно назвать хоть немного нормальным. А ты что думаешь?»
Но Даша молчит. Ее же здесь нет. Вместо нее бариста подливает мне кофе и кладет новый пакетик сахара. В моей гостинице сахар кусковой в фарфоровых пиалах. А тут все как в обычной кофейне.
– У Даши скоро смена? – уточнил я.
– Она сегодня не работает.
Ну, разумеется. Иначе это было бы странное свидание.
Я ждал ее до десяти. Оборачивался на дверь, когда над ней звякал дешевый китайский колокольчик. Я ждал дольше. Солнце лениво ползло над горизонтом. Приходили и уходили люди.
– Еще кофе? – уточнил бариста.
– Нет, спасибо. Вы не могли бы дать мне номер телефона Даши.
Он ответил отказом. Затем согласился позвонить сам.
– Выключен. Может спит после смены.
– Вдруг что-то случилось?
Он пожал плечами.
Постоянно оглядываясь, я бежал к ее дому, боясь разминуться. Но тут пустынное место и если не считать скал, то сложно спрятаться где-либо. Одинокий дом все ближе, как и окно, на котором терпеливо ждали хозяйку кораблики. Я забарабанил пальцами по стеклу, потом сильнее. Несложно было вычислить дверь в темном подъезде. Но никто не отзывался на стук. За дверью царила полная тишина.
– Даша! – крикнул я, как можно ближе склонившись к замочной скважине. Мне отвечала тишина и тихое жужжание подъездных счетчиков.
***
Аня звонила дважды, хотя я не ожидал ее звонка, но я не ответил, дав себе твердое обещание поговорить с ней и извиниться лично. Я терпеливо ждал, пока Крайчек скинет пальто и повесит его на спинку стула. Под пальто вместо полицейского кителя оказался обычный пиджак, рубашка с расстегнутой верхней пуговицей и сильно приспущенный узел галстука. Я снова отметил про себя странный стиль этого участкового, но сегодня он не выглядел комичным.
– Я должен объявить розыск девушки потому, что она час назад не пришла на свидание, все верно? – спросил он и закурил. Ребристая тень от оконных жалюзи падала на его лицо.
– Да, звучит по-идиотски, – согласился я. – Но хотя бы проверить все ли с ней в порядке нужно.
Крайчек зажал сигарету зубами и взъерошил пятерней короткие волосы на голове. Ободок от шляпы виднелся вмятиной на его лбу.
– Вы мне не нравитесь, Ждан Сергеевич. Но тем не менее, вы человек вроде бы благородный. Разумеется, я пойду с вами, и мы проверим все ли в порядке у Дарьи Ливановой. Сразу после того, как объясните за каким чертом вы ездили вчера на заброшенный рудник, если это закрытая территория.
Я был слишком расстроен и взволнован, чтобы отпираться.
– Я не ворую метал и не продаю его, если вы на это намекаете. И в конце концов, я разве похож на человека, который…
– Я ни на что не намекаю, – перебил Крайчек. Он подался вперед и навис над столом. Его сигарета почти погасла и дым слабой струйкой стремился к потолку. – Скажите мне, Ждан Сергеевич, вы приехали сюда без вещей, верно? Сколько денег было у вас с собой?
– Десять тысяч пятьсот, – выдохнул я.
– Очень хорошо, – Крайчек покивал головой и затушил окурок в переполненной пепельнице. – И вот на них вы собираетесь тут жить и еще купить билет обратно, я правильно понимаю? Или все-таки у меня есть повод подозревать вас в любой украденной из столовой ложке.
Я промолчал. Он был прав. Еще интереснее была информация, что где-то в городке есть столовая и, возможно, недорогая.
– Я не ворую медь. Я веду блог и живу на это. Шахту мы фотографировали для блога, чтобы сделать статью.
– Мы – это кто? – спросил Крайчек.
– Мы – это я.
Он вздохнул.
– Хорошо. Идемте.
Мы вышли на улицу. Снова падал снег. До дома Даши квартал и пустырь с грунтовой дорогой. Я ожидал, что мы сядем в машину, но Крайчек только поднял ворот и зашагал в сторону далекой трехэтажки. Я торопливо поспешил за ним. Город словно вымер – пустые улицы, пустые окна домов. Ни звука из подъездов и приоткрытых форточек.
– Не ходите туда больше, – сказал Крайчек. – Там полно чертовщины. Я в нее не верю, хоть иногда вижу. Я верю в тех, кто, опьянев от безнаказанности вырывает проводку из стен в шахтерском городке, думая, что водят меня за нос. В капитана, который из глубокой жалости везет этот груз на большую землю, не забывая при этом брать себе процент – тоже из жалости, разумеется. И в себя, который должен это безобразие прекратить, но при этом не дать умереть этой хрупкой экономике, в которой задействована Жанна Ивановна – продавец обоих наших магазинов. Понимаешь? Нихрена ты не понимаешь, – он похлопал себя по карманам, нащупывая пачку. – Просто не суйся туда больше. Тебе или голову проломят или…
– Вы их видели, да? – спросил я.
– Шутников, которые оставили там кукол? Не видел. Но эту дрянь однажды собой принес. Хотел на всякий случай отпечатки снять с пластика. Знаешь, что было потом? Я запер ее в шкафу, там, где храню обувь и вещьдоки. А потом слушал, как кто-то копошится там и грызет дверь изнутри. Дверь – не показатель. Вся жучком-короедом поточена – на него и грешил, когда следы видел. А потом нервы сдали. Я выпил три стакана бренди, открыл шкаф, выволок эту зубастую пластмассовую дрянь на улицу и выстрелом снес ей башку.
Я