– Нет, что ты, – откладываю нож на стол. – Такой экземпляр губить нельзя. Кстати, Гаранин, – снова принимаюсь за овощи. Достаю салатник. – Почему ты один? – вопрос сам собой вылетает. Я правда не планировала его расспрашивать.
– Почему же я один, – слышу, как улыбается. – Меня, между прочим, твой муж лишил планов на эти выходные. Решил, что его помощник не достоин подушки.
– Ладно, зато ведь весело. Еще Жанка с детьми приедет. Ты будешь обеспечен вниманием, – усмехаюсь, когда слышу его тихое “О, нет”.
Не знаю, но у Гаранина, видимо, энергетика такая, что дети от него без ума. Натан даже предлагал ему поменять вид деятельности и стать воспитателем. Серьезно, Жанкины дети, как и наша Аришка, не дадут ему прохода.
Вечером, когда стол накрыт, все суетятся, готовятся, дети визжат и носят по дому. Где-то там отец, Жанна и родители Натана. А мы в своей спальне наверху. Взяли пять минут на передышку, чтобы переодеться.
В ванной умываюсь. Щеки горят. Я все еще волнуюсь, когда мой мужчина рядом. Он заходит ко мне и обнимает со спины, целует в шею, щекочет кожу своей щетиной. Его руки смыкаются у меня на животе. А я кладу поверх его свои. Провожу пальчиками по колечку на его руке. Мой муж. Мы расписались по-тихому. Никакого торжества. Мы оба не хотели. Родные отнеслись с пониманием.
Нас даже по телефону поздравил Воеводин Владимир. Как выяснилось, он свою дочь отправил на ПМЖ в Лондон. Пообещал, что нас она больше не побеспокоит, и я ему за это очень благодарна. Те фотографии ее рук дело, как потом оказалось. Но я рада, что все закончилось.
– Все хорошо? – спрашивает, смотря мне в глаза через зеркало.
– Угу, – киваю.
– Наблюдаю за тобой весь день, у тебя глаза на мокром месте. У тебя что-то болит? Беспокоит? – хмурится, потому что я снова готова разреветься.
Разворачиваюсь в его руках и обвиваю за шею.
– Нет, я просто безумно счастлива и боюсь этого, – шепчу у самых его губ.
– Глупышка, – его голос сипит. – Счастья не нужно бояться, – прижимает меня к себе и утыкается носом в волосы. – Просто нужно позволить себе быть частью его.
Когда бьют куранты и в огромной гостиной звучит звон бокалов и смех детей, Натан срывается с места.
– Я сейчас, – шепчет мне на ухо.
– Куда это он? – спрашивает его отец.
Я пожимаю плечами.
Но долго его ждать не приходится, Натан почти сразу же возвращается обратно. С большой коробкой в руках.
– Время подарков? – улыбается он.
– Да! – запрыгали дети.
Чтобы вся малышня дотянула до курантов, пришлось уложить их спать вечером. График сбит, но оно того стоит.
Грозовский ставит на пол коробку и позволяет мелочи туда заглянуть. У меня же сердце замерло, когда вижу, как Аришка захлопала в ладошки.
– Гав, – проговорила, улыбаясь.
Жанкины запрыгали от счастья.
– Натан, да покажи уже, что там такое? – не выдержал Артем.
И мой муж вытаскивает один за другим щенков. Троих лабрадоров. С ума сойти.
– Каждому по другу. Ну не смог я их разлучить, – пожимает плечами.
Мария запричитала еще больше. Но с улыбкой.
– Наш шоколадный, – комментирую, видя, как дочь не отстает от щенка.
– Натан! – звучит строгое от Жанны. – Мне двоих детей мало? – смеется. – Еще одного подкинул?
– У него хорошие гены, – улыбается мой муж в ответ. – Если хочешь, и второго бери.
– Да иди ты!
Пока малышня возится с щенками, Натан подхватывает третьего и вручает его Гаранину.
– Чтобы скучно не было.
– Я тебе говорил, как я тебя люблю? – качает головой Артем, но щенка белого цвета принимает.
Спустя три года
Натан
– Да все нормально, не суетись, – толкает в ребро Гаранин.
Моментами я жутко его ненавижу. Но сам понимаю, что без него никуда. И вот сейчас сидим в коридоре перинатального центра и трясет обоих.
– Сколько прошло времени? – спрашиваю.
– Часа два, – вздыхает. – Время как резина.
– Да уж.
Поднимаюсь на ноги и прохожусь по коридору, который упирается в двери с названием “Родильный блок”.
Даже представить не могу, как она там.
На дворе лето и мы все вместе отдыхали за городом у себя в новом доме. Прикупил, когда жена обрадовала новостью, что у нас ожидается пополнение. Ремонт вот только недавно закончили. Теперь раздолье не только Люку, этому невыносимому псу, но и дочери. И вот среди дня Пашка застыла, схватившись за живот. Нет, если бы я знал, что это начнется раньше, не вывез бы семью за город. Но нам еще ходить три недели! А тут такой сюрприз. Хорошо, Гаранин приехал в гости, я сам не смог бы сесть за руль.
– Кто тут ждет новостей? – из родблока выходит врач.
Она направляется к нам, снимая на ходу перчатки, маску.
– Поздравляю, у вас сын, – смотрит на меня и улыбается. – Три девятьсот пятьдесят, пятьдесят шесть рост. Ваша супруга родила чудесного богатыря. И не скажешь, что раньше срока. Он тут же присосался к своему кулачку. Вы жену не кормили, что ли? – смеется.
– Кормили, конечно, – глаза жжет.
– Через час их переведут в палату. Можете подождать. Вас туда пустят, – хлопнула меня по плечу и пошла дальше.
– Ну что, папаша, – лыбится Гаранин, у самого глаза на мокром месте. – Поздравляю с наследником! Блять, завидую, честно слово. Но по-хорошему, ты же меня знаешь, – приобнимает Артем.
– Я сам себе завидую. Будешь крестным? – спрашиваю его, уверен, не откажет.
– Спрашиваешь еще? Буду, конечно.
Артем уезжает. А я, проводив его, направляюсь к Паше в палату. Экипировали меня так, будто в космос отправлять собрались. Одноразовые халат, шапочка, бахилы. И вот я уже вхожу в палату, где лежит моя любимая.
– Паша, – подхожу к ней и целую. – Люблю тебя.
– И я тебя, – шепчет.
– Так, папаша, – в палату входит медсестра и вносит нашего сына. – Держите, знакомьтесь, – передает мне увесистый кряхтящий сверток.
Боже, ничего красивее не видел за свою жизнь. Сморщился, сопит, губки облизывает.
– Кажется, Семен Натаныч голодный, – выдаю я.
– Семен? – удивляется Паша.
О да, мы по поводу имени сына даже не разговаривали. Решили, что вот когда увидим, какое имя первое придет на ум, так и назовем.
– Семен, – передаю ей ребенка и зависаю, наблюдая, как она прикладывает его первый раз к груди. Как сын присасывается и начинает сладко причмокивать.
– Вот Аришка обрадуется, – смеюсь.
– Она очень его ждала, – соглашается Паша.
Счастье есть. И оно совсем рядом. Порой так близко, что мы и сами его не замечаем, не ценим. Но я урок