Я с бешеной скоростью заработал шпагой, иногда подключая и дагу, стремясь перейти в ближний бой. Конечно, сравнительно ближний — длинным клинком не взмахнешь, стоя рядом с противником. Мне казалось, что на расстоянии метра-полутора моё оружие окажется эффективнее тяжёлого меча и секиры. Это соображение оказалось верным. Некоторое время Пёс оборонялся, отбивая мои клинки то лезвием мечом, то прикрываясь секирой, затем, когда кончик моей шпаги царапнул его бедро, резко прыгнул в сторону, пытаясь оторваться от меня. Запыхавшись я остановился, с изумлением глядя на нурмана — он был свеж и бодр, в то время как я уже почти выдохся. Чёрт! Я совсем забыл о предупреждении Стана! Пёс принял странную стойку, явно оборонительную — широко расставленные руки сжимают рукоять меча, оружие поднято над головой вверх и чуть вперед, секира прикрывает грудь и низ живота. Знакомый прием — при схватках на дубинках так защищаются от мощного рубящего удара сверху. Но у меня-то в руках не простая палка, а тяжелая шпага, мало чем уступающая мечу! Клинок меча всего в пять миллиметров толщиной и сантиметров пять-шесть шириной, поперечным ударом я перерублю его как хворостину!
Я выдохнул и с силой опустил клинок. Меч в руках Пса чуть дрогнул, а гнилостное свечение стало заметно меньше и если на нем и появилась зарубка, то я ее не заметил. В следующее мгновение, предугадав ответный выпад, я резко ушел вниз и вправо, меч и секира веером сверкнули в воздухе прямо над моей головой, и еще одна прядь волос упала на землю. В толпе зрителей уже раздавались откровенные смешки.
Последняя атака, как я чувствовал, потребовала слишком много сил, но результат был — силы по-прежнему уходили, но уже не так быстро. Порез на правом предплечье обильно кровоточил, силы постепенно таяли, но пока это не сказывалось на силе и точности моих ударов. Пары секунд передышки мне вполне хватило, чтобы подключиться к небольшой жиле энергии Жизни. Стало гораздо лучше, по крайней мере теперь я не ощущал её оттока. Но кто знает, что случится через полчаса… если я еще буду жив к тому времени.
Я поднял глаза на противника. Пёс тоже выглядел не лучшим образом. Грудь его тяжело вздымалась, по бедру текла кровь, лоб и скулы влажно поблескивали от выступившей испарины. Но в неукротимых ледяных зрачках по-прежнему стыла ненависть.
Пёс сделал шаг влево, я — вправо. Мы кружили около невидимого центра на расстоянии пяти шагов друг от друга — настороженные, внимательные — каждый успел почувствовать силу соперника и каждый знал, что эта схватка закончится смертью одного из нас.
Клинки снова зазвенели я знал, что моё спасение — в ближнем бою, но теперь подобраться к Псу было не так-то просто. Раз за разом нурман применял нечто вроде ярусной веерной защиты — раскручивая меч над головой, а секиру на уровне груди. Руки у Пса были длинными, так что конец стального острия описывал круг на расстоянии трех шагов от моей груди, и я, при всех стараниях, не мог достать противника клинком, зато раз за разом клинок его меча встречался с клинком моей шпаги, каждый раз удивляя меня — шпага уже давно должна была перерубить даже зачарованный клинок, зато с каждым столкновением гнилостное свечение меча становилось всё более слабым и это даёт мне шанс. Видимо, эти круговые движение были для моего соперника привычным делом и почти не утомляли его — едва я подходил ближе, как стальные круги распадались и следовал удар.
Нет, традиционные приемы фехтования здесь явно не годились. Я все больше убеждался в этом. Пёс не даст мне приблизиться, измотает в дальнем бою и, дождавшись первой же ошибки, прикончит, пользуясь преимуществом своего чуть более тяжёлого оружия… Только каким-нибудь неожиданным шагом, непредусмотренным ходом в этой смертельной партии можно было перечеркнуть план нурмана и изменить ход поединка. Я чувствовал, что начинает выдыхаться, никакие мои девайсы не помогают, даже приток энергии Жизни не сильно-то влияет на ситуацию. Предплечье кровоточило все сильней, от постоянного напряжения начинали дрожать колени — в этой схватке мне слишком уж часто приходится прыгать, уклоняясь то от клинка меча, то от секиры, которыми Пёс выстреливал с молниеносной быстротой. Все чаще и чаще я думал о том, что придется поставить жизнь и победу в зависимость от одного-единственного удара. Хватит ли у меня сил? Что ж, еще немного — и я об этом узнаю. Я чуть замедлил темп, успокаивая дыхание и выжидая подходящего момента. Это не осталось незамеченным — в толпе воинов прокатился шум. На миг мы разошлись. Пёс, подняв меч горизонтально над головой, ждал. На его висках выступили капли пота, глаза лихорадочно блестели. Я уже знал, что эта защитная стойка может быть предвестником атаки. Я стремительно шагнул вперед, вздымая свой клинок. Я видел, как напряглись жилы на руках Трувора, но по губам нурмана скользнула пренебрежительная усмешка, а я, буквально, услышал его мысли — «Этот юнец-чужак не верит в очевидное — зачарованный меч не перерубить! Что ж, пусть попробует еще раз… Рано или поздно он либо сломает свою шпагу, либо станет жертвой контратаки…».
Я вновь пошёл в атаку. Хотя, я скорее имитировал атаку, а сам подготавливал тот самый единственный удар, который должен был принести мне победу и сохранить жизнь.
Пот жег глаза и стекал по щекам к подбородку, дыхание стало прерывистым, но удар был точным и нанесла его твердая рука. Клинок сверкнул, как молния. Удар, самой массивной и прочной частью лезвия — у перекрестья, пришелся точно в место крепления клинка к