- Пахло, - позвал Жорик ареста, - подойди.
- Узнал про меня? - Пахло шагнул к двери.
- Подожди, - говорил Жорик уверенно и быстро, - надо бежать. Что от меня требуется?
Повисла минутная пауза, затем Пахло сказал:
- Ночью открой карцер и дай пекаль, в идеале с глушителем, на крайняк нож сойдет. Остальное я возьму на себя.
- Хорошо, - ответил Жорик и скорым шагом отчалил от кутузки.
Оставшийся день он больше подготавливался духовно, чем материально. Весь его нехитрый скарб хранился в шмотнике, осталось только из тумбочки забрать станок с помазком да зубную щетку с пастой. С косым калашом они и так не расставался.
Где взять пистолет с глушителем, Жорик за весь день не придумал. Пытался спросить у Мызы, кто таковым располагает. Мыза сказал, что понятия не имеет, и высказал предположение, что с глушителем, скорее всего, ни у кого нет, да и зачем он. Жорик попробовал выпросить у него в долг потасканную фору, мол, за пользование и за патроны рассчитается. Вернется с рейда и тугриками с «зарплаты» отслюнявит. Мыза погано ощерился и сказал, что ему еще надо вернуться, а он как-то не очень в это верит.
В конечном итоге Жорик решил, что царапанная финка с наборной рукояткой, с которой он пришел в зону, не самый худший вариант.
Он встал, как и определил себе с вечера, в три часа ночи, надел берцы, туго и старательно зашнуровал. С минуту сидел на койке неподвижно, глядя в пол, затем выдохнул, из-под подушки вытащил нож, спрятал в карман. Рывком поднялся, осторожно ступая, ощущая, как трясутся поджилки, направился к двери.
В коридоре никого не было. База словно вымерла. Озираясь, Жорик прокрался к дежурке. Остановился перед запертой дверью, трудно сглотнул. В горле пересохло, а ладонь, обжимающая наборную рукоятку, наоборот, взмокла. Трясущимся пальцем он нажал кнопку вызова на переговорном устройстве.
- Кому, ёп… не спится? - послышался из динамика невежливый голос.
- Мне…- слова застряли в горле, словно они были слеплены из стекла и сухой глины.
- Че ме? Говори, - все сильнее раздражался голос из динамика.
Жорик откашлялся:
- Курить дай, - наконец произнес он.
- Продай, - последовало гневное уточнение.
- Да, продай, - выдохнул Жорик. Он все сильнее потел, его лицо покрылось пятнами, а рукоятка финки, казалось, потяжелела килограммов на двадцать. Он не понимал, о чем речь, и лишь краем сознания вспоминал, что и хотел сказать именно «продай», потому что ходил слушок, мол, ребята из «фуриков» приторговывают табачком, а то и того хлеще. Он ведь именно для этого приготовил мелочь в нагрудном кармане вечером. Именно для того, чтобы купить сигарету, если что-то пойдет не так, и уйти, не привлекая внимания. Но он так нацелился на побег именно сегодня, уверился, просто был заворожен мыслью, что все получится идеально, прямо так, как представлялось. Дежурный откроет дверь, протянет сигарету, а он в ответ ножом его в грудь. Свалит замертво, причем, крови в своей фантазии не видел ни капли, ворвется в дежурку и нажмет заветную кнопку красного цвета. После чего Пахло все возьмет на себя. И не будет никакого завтрашнего похода, ни базы, ни железных коридоров, ни гнусных рож, ни всего этого паскудства, которое окружало его последние полтора месяца. С Пахло они умчатся за кордон - прости-прощай.
- Сколько тебе? - возмущенный голос звучал в динамике уже сухо и по-деловому.
- Ону, - промямлил Жорик непослушным языком.
Когда дверь открылась и дежурный с сигаретой в руке выглянул наружу, то никого в коридоре не увидел.
Жорик, забравшийся под шерстяное одеяло в берцах и с головой, вслушивался в звуки, доносившиеся из коридора. В ушах звенело, по вискам, шее, затылку тек пот. Сердце лупило паровым молотом и грозило взорваться, как перегретый котел. Когда стало совсем душно и нечем дышать, осторожно выполз из-под одеяла и отвернулся к стенке.
После усиленного завтрака, полагающегося перед рейдом, получения боеприпасов и сухпаев Качака выстроил шестерых грачей на площадке перед бэтээром.
Инструктаж, в котором Жорик не услышал ничего нового, закончился быстро, «коммандос» заселил потрепанный, с испачканными в глине колесами, с примотанными на крыше веревками двумя зелеными ящиками БТР.
Жорик смотрел на закрывающиеся крышки бокового люка и прощался не то с базой, не то с жизнью. По дороге он все гадал, кого сольют первым, его или Рябу. Один раз зашелся хриплым кашлем, украдкой поглядывая на Качаку в надежде на сочувствие, но потом вдруг осознал, что его болезненность может сыграть не в ту лузу. Вместо того чтобы пожалеть, звероящер-старпом решит поскорее его использовать, пока фрукт совсем не протух.
Натужно ревел дизель, скрипела по бортам оснастка, под скамьей что-то бренчало и перекатывалось, грачи тряслись и раскачивались в десантном отделении на жестких сиденьях. Дрындыр крутил баранку, Качака на командирском кресле таращился в смотровой люк.
В начале дороги грачи еще переговаривались, но со временем голоса стихли. В полумраке их суровые, хмурые лица как будто закостенели. В груди у Жорика бродили нехорошее предчувствие и обреченность. Такое с ним случалось каждый раз перед вылазкой.
Старпом дал команду Дрындыру притормозить и катить самым малым. Затем началась тряска. БТР кидало, словно при пятибалльном шторме. Изрытое рытвинами и воронками, поросшее бурьяном поле то и дело меняло им горизонт. Грачи вцепились в поручни, широко расставив ноги, давили пол. Бряцало оружие, стукались в подсумках боеприпасы, гремели в патронном мешке под башенным пулеметом гильзы, шланги мотались и стукались патрубками о броню.
А потом все прекратилось. БТР выкатился на ровную землю и остановился. Дрындыр с Качакой пристально всматривались в лес. Десант прилип к триплексам.
Сквозь мутную, запачканную по краям призму Жорик увидел не многое. Среди обычных деревьев виднелись абсолютно черные, голые, разлапистые скелеты то ли высоких яблонь-дикух, то ли груш. Земля под ними была усыпана желтыми листьями. Это одновременно было красиво и аномально, что настораживало и не позволяло отвести глаз. Судя по неподвижному, словно окаменелому лесу, снаружи царило абсолютное безветрие.
Грачи настороженно, с затаенным страхом смотрели на лес и молчали.
- Ну все, мясо! - зычный голос Качаки ударил по барабанным перепонками. - Готовь жопы к променаду! Выходи строиться!
Последним, сгибаясь в три погибели, из тесного люка выбрался