– Я не уверена, что хочу… – начала я.
Мерлин подняла руку:
– Однажды ты станешь верховной жрицей, заменив меня. Тебе нужно учиться, Моргана.
Я нервно переступила с ноги на ногу. Эта мысль меня крайне смущала. Я должна была посвятить жизнь служению храму, мой отец решил это за меня много лет назад. Но даже он не осмелился потребовать, чтобы я стала верховной жрицей. Это было великой честью.
Великой честью и огромной ответственностью, бременем до конца жизни. Настолько огромной, что не уверена, что мне хотелось взваливать ее на свои плечи. Хотя у меня, в сущности, не было выбора.
– Ты не живешь при храме, Моргана, – продолжала Мерлин, и в ее взгляде сквозило явное неодобрение. Я упрямо подняла подбородок. На данный момент единственным, что осталось в моей власти, был выбор места жительства. – И поэтому, когда ты приходишь к нам, тебе нужно упорно учиться. Во многих аспектах ты знаешь даже меньше, чем самые младшие аколиты.
Мне было неприятно это слышать, но я понимала – она права.
– Однажды ответственность за огонь Трех сестер будет лежать на тебе. А также контроль за всеми священными ритуалами и службами, которые мы практикуем, – продолжала она.
– Надеюсь, вы будете жить еще очень долго, – пробормотала я, все еще держа в руках пиалу и не смея сделать глоток.
Я уловила намек на улыбку на лице Мерлин.
– Если Три сестры услышат твои слова и благословят меня долголетием, я буду рада, – сказала она спокойно. – Но я уверена, ты станешь мне достойной заменой.
Она внимательно на меня посмотрела, а я ненавидела, когда меня так пристально разглядывают.
Цокнув языком, Мерлин приблизилась и опустила капюшон моего плаща.
– У тебя такие красивые волосы невероятного цвета. Почему ты их прячешь?
– Не хочу выделяться, – пробормотала я.
– Ты принцесса и будущая верховная жрица Пендрата, – высокопарно заявила Мерлин. – И ты не хочешь выделяться из толпы?
Я сжала зубы, вспомнив о ночной охоте и голодных горожанах.
– А что, лучше задирать нос и думать, что я чем-то лучше других?
Мерлин выглядела так, будто ее забавлял наш разговор.
– Конечно нет. И если бы твоим истинным мотивом была лишь доброта, я бы сказала, что это похвально. Я знаю, что ты сопереживаешь людям. Надеюсь, ты никогда не перестанешь это делать. Храм служит народу, Моргана. Но я знаю, что на самом деле ты имеешь в виду, когда говоришь, что не хочешь выделяться. – Ее взгляд был проницательным. – Ты хочешь стать невидимой. Или, возможно, вовсе исчезнуть.
Я уставилась на жрицу, не зная, что и сказать. Она слишком близко подобралась к правде.
– Почувствовала ли ты какие-либо признаки?.. – Голос Мерлин был тихим и даже немного дрожал.
Я подняла голову:
– Магии? Нет. Я уже говорила вам это бесчисленное количество раз. Моя матушка не владела магией, и я тоже. Я не понимаю, зачем вы снова и снова спрашиваете об этом. – Я услышала капризный тон своего голоса и одернула себя. Но эти повторяющиеся вопросы сводили меня с ума.
– Так странно, – пробормотала Мерлин, покачав головой. – Очень странно.
Это было то, чего я больше всего боялась во время наших визитов. Каждый раз она обязательно задавала этот вопрос, и каждый раз я давала один и тот же ответ. Каждый раз я чувствовала, что ответ ее разочаровывает. Нет, я не владела магией. Никаких особых способностей. Никаких умений. И у моей матери тоже не было, насколько я помнила.
Верховная жрица по традиции должна была обладать магическими способностями. Это был противоречивый краеугольный камень нашей сложной истории с фейри.
Магия, как утверждали наши историки, всегда принадлежала людям по праву.
И все же только когда человеческая родословная переплелась с родословными древних фейри, магия вошла в нашу жизнь, в наши обряды, в наших детей.
Мерлин должна была обладать силой. Но я всегда подозревала, что ее возможности крайне ограничены.
Когда я была маленькой, верховной жрицей была Арена. Она владела магией, которая могла озарить небо молниями в дни праздников или же призвать дождь во время засухи. Это впечатляло. Однако я никогда не видела, чтобы Мерлин совершала чудеса.
Жрица отвернулась от меня, пробормотав что-то себе под нос, и, поднеся серебряную пиалу к губам, выпила ее содержимое.
– Пей, Моргана, – приказала она, не оборачиваясь.
Я сжала зубы, но сделала, как велели. Элусия обожгла мне горло жидким пламенем. Она была крепче всех тех напитков, что я пила в большом зале или даже в таверне с Ланселеттой. Я закашлялась.
– Тише, – прошептала Мерлин, встав рядом с серебряной чашей и флягой. Это не было упреком, просто напоминанием, что мы находимся в присутствии богинь. В такие моменты мне хотелось верить по-настоящему, как Мерлин и Галахад.
Я подавила вздох, Мерлин принялась читать молитву.
Как и всегда, я не знала слов, которые она произносила. Для моих ушей они звучали полнейшей бессмыслицей.
Пока произносились слова молитвы, я не чувствовала ничего особенного: никакой близости к богиням, никакой особой связи с таинством ритуала. Все было как обычно.
Я провела рукой по своим серым волосам и поморщилась. Если я считала, что Мерлин была не особенно впечатляющей верховной жрицей, то как же сильно разочарую народ я? Во мне нет ни капли магии, ни уверенности, ни мудрости, ни красоты, ни влияния.
Молитва Мерлин становилась все громче, но слова все еще были для меня пустым звуком. Неужели мне действительно придется запоминать все это? Подобная перспектива меня совершенно не радовала.
Если бы только обряды и ритуалы храма имели чуть больше общего с боевым искусством, которому меня обучал сэр Эктор! Если бы только мой отец пожелал, чтобы его дочь вместо королевы стала военачальником или рыцарем! Но отцу было плевать на мои желания, мысли и чувства.
Мы с Артуром знали, ему вообще никогда не было никакого дела до нас.
Мерлин вылила содержимое серебряной фляги в пустую чашу, и в ней тут же вспыхнуло пламя. Жрица подняла руки вверх и создала вокруг себя огненное свечение.
Впечатляет. Простой обыватель замер бы в благоговейном ужасе, увидев подобное. Мерлин стояла в огне, но его жар не причинял ей вреда. По идее, люди должны были принимать это все за магию. На самом же деле это был всего лишь фокус. Дешевый трюк, чтобы впечатлить верующих. В ее действиях не было ничего божественного.