Но я вряд ли смогу верить в богинь по-настоящему. Мне все это было совершенно не близко. Внутри меня была лишь пустота. Я чувствовала себя непричастной к происходящему.
Наконец, пламя погасло, и Мерлин опустила руки.
Она повернулась ко мне, и я с удивлением увидела, что ее зрачки сильно расширены. Элусия подействовала на нее не так, как на меня. И я задалась вопросом – почему?
Жрица прошла мимо меня и открыла дверь. Я последовала за ней в большой зал, а затем через боковую дверь на улицу.
Мы оказались в закрытом дворе, который был доступен только служителям храма. Здесь было очень тихо. Квадратный двор обрамляли коридоры с арками и колоннами. В центре двора располагался сад с деревьями, ароматными цветами и травами, окруженный низкой каменной оградой.
Мерлин глубоко вздохнула и покачала головой. Кажется, она пыталась вернуть ясность рассудка. Неужели элусия настолько крепкая?
Жрица медленно прошла в центр сада и опустилась на скамейку. Она будто бы очень устала. Сидевшие неподалеку на траве аколиты схватили свитки и поспешили удалиться. Мерлин улыбнулась им вслед. Очевидно, она понимала, насколько ее присутствие смущает юных послушников.
– Однажды ты тоже будешь пугать детей, Моргана, – вздохнула она, глядя на меня.
– Я уже их пугаю, – заметила я с иронией, указывая на свои волосы.
Женщина рассмеялась, и ее смех прозвучал как звон колокола.
– Глупости, – возразила Мерлин. – Тех, кого отпугивает странный оттенок волос… – Она запнулась.
На мгновение я задумалась – почему. Затем вспомнила о мальчике, которого казнили в большом зале. По сути, он умер из-за необычного цвета волос и кожи.
По лицу верховной жрицы пробежала тень.
– Я всегда чувствовала себя здесь на своем месте, как дома, – прошептала она, сменив тему. – Но я знаю, что для тебя все иначе, хотя мне бы хотелось, чтобы это было не так. Я желаю… Я буду молиться, чтобы ты смогла обрести здесь тот же покой, что и я.
Чувствуя на себе тяжесть взгляда Мерлин, я рассматривала деревья. Кедры, кажется. Запах хвои мне очень нравился.
– У тебя наверняка есть свои надежды и мечты. Тебе придется отказаться от них, отказаться от брака, детей, от дома… Должно быть, это непросто, – добавила она.
– Но я могу выйти замуж, – возразила я. – Через тридцать лет.
Ее лицо исказилось от удивления, а губы дрогнули.
– Да, это правда, – признала жрица. – Это твой план?
Когда аколиты приносили обет Трем сестрам, они давали обет безбрачия. В большинстве случаев минимум на тридцать лет. В некоторых случаях на всю жизнь.
Я знала, что Галахад был готов соблюдать целибат всю жизнь. Его сердце навсегда принадлежало храму. В этом Галахад был совсем не похож ни на Ланселетту, ни на меня.
Иногда я мечтала походить на него. Это бы все упростило.
– Честно говоря, понятия не имею, – сказала я, пожав плечами. – Это все, что вы хотели мне показать сегодня?
Я чувствовала себя нерадивой ученицей, стремящейся убежать от своего учителя. Я знала, что Мерлин могла бы научить меня гораздо большему, чем я должна была знать. Большинство аколитов в храме отдали бы правую руку, чтобы иметь верховную жрицу в качестве наставника.
Но для меня занятия с ней были не честью, а пыткой.
Через год все это станет моей жизнью. Моей жизнью на следующие тридцать лет.
И сейчас мне казалось, что у меня отбирают мои последние драгоценные минуты свободы.
– Нет, – ответила Мерлин, удивив меня. Она встала, оправив свое одеяние. – Есть еще кое-что. Следуй за мной.
Она повела меня обратно в храм, через зал с бассейном, потом в комнату, где мы провели ритуал, и затем к двери у противоположной стены, которую я раньше не замечала.
Я замялась, когда Мерлин открыла проход.
– Не бойся, – засмеялась она. – Мы не идем в святая святых. Не сегодня. Это всего лишь выход в коридор.
Я кивнула и последовала за ней.
– Думаю, тебе это понравится, – пробормотала женщина.
Когда мы вошли, я не смогла сдержать удивленного возгласа.
Потолок вздымался над нами, словно сама небесная ткань. Сюда не проникало ни единого луча света, но пространство казалось живым, оно светилось и мерцало собственным светом, как если бы в его недрах горели неизведанные звезды.
Каждый сантиметр стен и потолка был покрыт светящимися мозаиками из драгоценных камней и редких минералов, которые запечатлевали сцены из прошлого. Времена, когда фейри процветали, живя в гармонии с людьми.
Я с любопытством вглядывалась в мозаики, широко распахнув глаза. Изображения поражали меня необычностью и красотой. На одном из панно королева фейри сидела на величественном троне, окруженная придворными. Расположившись в зелени у журчащего ручья, она была одета в легчайшее платье, сотканное из живых цветов. Ее волосы были ярко-синими, а кожа – прозрачной, словно лазурь. Цвет ее кожи напомнил мне мальчика, которого казнил Артур. Я почти слышала шелест листьев, когда смотрела на картину.
Некоторые сцены изображали людей. Они были скромно одеты, меньше ростом и сдержанней в поведении. На одной из мозаик люди приносили дары королеве, стараясь расположить ее к себе, как смиренные подданные.
На другом панно красивые мужчины и женщины танцевали на вершине холма. Их длинные волосы развевались на ветру, тела сияли на солнце, а лица были полны веселья. Они кружили в танце, создавая иллюзию вечной красоты и беззаботной гармонии.
Но не все изображения демонстрировали идиллию. Я повернула голову вправо и ахнула.
Здесь была запечатлена совершенно иная сторона жизни фейри. Мозаики обрели более темные оттенки, и их красота становилась пугающей. Некоторые фейри изображались с рогами, другие – с острыми когтями, а кое-где были черты, способные напугать даже самых смелых. Перья, мех, чешуя. В лицах фейри не было ни милосердия, ни добра. В их взглядах сквозила злоба.
В отличие от идиллических пейзажей на противоположной стене, в этих работах царили пустота и разруха. Природа была разорена, и мозаика показывала опустевший каменистый ландшафт, где не было места жизни – только острые камни и редкие колючие кустарники с торчащими шипами.
Я не могла оторвать взгляда от мозаик, на которых были изображены люди в цепях, которых вели фейри-воины, держа в когтистых руках кнуты. Люди выглядели поверженными, угнетенными, а фейри смотрели на них с жестокостью и презрением. Я попыталась представить, как отреагирует Артур, если увидит эти мозаики.
– Ты шокирована? – спросила Мерлин, изучая мое лицо. – Не многие могут прийти сюда.
– Я