– Флаг ему в руки.
– Нет, не в руки, – заявляю я, – не уверена, что вынесу это испытание. Видеть его постоянно, так часто, так близко, но при этом…
– Только не говори, что все еще неровно дышишь к этому парню, – фыркает Кэти.
Я молчу.
– Боже, Анжела, тебя на нем заклинило, что ли? Может, ты не в курсе, но на бывших свет клином не сходится.
– Ну спасибо.
Она вздыхает:
– Короче, так тебе скажу, из-за твоих личных тараканов не должна чего-то лишаться Олив, иначе ты хреновая мамаша. Забиваешь на все, идешь и говоришь Сантино, мол, так и так, есть у нас ребенок, и такие вот дела.
– А если на выставке с ним будет его девушка?
– Да и насрать. От баб дети в воздухе не растворяются.
Мне бы воинственность Кэти – и вся моя жизнь наверняка заиграла бы совсем другими красками с самого начала.
Я молчу, и она вновь говорит:
– Так, пообещай мне, что ты пойдешь туда.
– С Олив я точно туда не пойду, – заявляю я, – буду выглядеть как идиотская попрошайка. Пришла, такая вся несчастная, с ребенком проситься к нему на выставку. Вот еще. Спасибо.
– А…
– И оставить мне ее не с кем, – тут же заявляю я, предубеждая ее вопрос.
– Вот же ты изворотливая задница! – фыркает Кэти. – Ладно, с меня не станется. На пару дней приеду, этот папаша вернет мне потом деньги за билеты. Посижу с Олив, пока ты сходишь к нему.
– Кэти…
– Все, это не обсуждается. Когда говоришь, приезжает? Четырнадцатого? Отлично, двенадцатого я буду у тебя.
Я вздыхаю, нервно подкидываю подушку в воздухе, но не успеваю поймать, и она падает на пол.
– Это фиговая идея.
– Фиговая идея лишать Олив отца и его денег.
– А если он сам откажется ее признать? – парирую я.
– Ну тогда мы хоть будем знать, что это он гандон, а не ты дура, – невозмутимо сообщает Кэти.
Переспорить подругу мне так и не удается. Она настроена более чем решительно, и теперь ее не удержит даже танк. С одной стороны, я понимаю, что рационально она права. Тех причин, по которым Сантино не мог знать о ребенке, больше нет. Значит, было бы неплохо ему о нем рассказать. И не из-за денег, а скорее из-за справедливости по отношению к нему и к ней.
Он имеет право знать, теперь имеет и возможности для этого знания. Выходит, и так и так Кэти права и надо бы все это сделать.
Но поджилки трясутся от одной мысли вновь встретиться с ним спустя три года. Вообще я слышала, что не только время меняет людей. Деньги тоже отлично с этим справляются.
Что, если он стал совсем не таким, каким я его помню? Что, если на выставке я встречу мерзкого пижона, который лишь посмеется да посоветует мне пойти нахрен?
Но будучи честной хотя бы с собой, не могу не признать, что главная причина моего опасения именно в том, что он может принять Оливию. Выявит желание поделить время 50/50, как и полагается в таких случаях.
Выходит, я сама обреку себя на участь оказаться тесно связанной с ним до ее совершеннолетия. Постоянно видеть его, слышать и так далее, между тем наблюдая, как строится его собственная личная жизнь. Как он женится, как у него появляются другие дети от этой девушки.
Лучше быть в неведении.
Лучше для меня, но не для Олив. Тут уж надо решать, кто я – эгоистка или хорошая мамаша. Эгоистка без зазрения совести забьет на требование Кэти, но как мать я просто обязана пойти на выставку и рассказать обо всем Сантино.
Подруга права, Оливии так точно будет лучше.
В итоге решаю, что рожала ребенка я точно не для того, чтобы обрубать ему какие-никакие положительные пути, потому к утру бессонной ночи сговариваюсь сама с собой, что мне придется пойти на эту выставку с одним серьезным разговором к Рамосу.
3
Всю неделю я только и делаю, что волнуюсь и грызу ногти, грызу ногти и волнуюсь. По итогу к 12-му числу, когда приезжает Кэти, у меня не остается ни ногтей, ни нервов. Она скептично оглядывает меня и заявляет, что вот так вот я туда точно заявиться не могу.
– Точно, как нищенка с вокзала, – бестактно бросает она, – ты должна показать, что и у тебя в жизни все окей. Что это ты скорее ему одолжение делаешь, сообщая о дочери, а не ждешь чего-то взамен.
– Я ничего и не жду.
– Прекращай эту хрень, – хмурится подруга, – и если он предложит деньги, только попробуй сказать, что тебе ничего не надо.
– Мне ничего не надо.
– Я тебе глаз на жопу натяну, – серьезно заявляет она, но в следующее мгновение мы обе смеемся. Только мой смех скорее какой-то истерично-усталый.
Кэти помогает мне управиться с теми ошметками, что остались от ногтей, после чего покрывает их бежевым лаком. Я так давно им не пользовалась, что он засох. Скептично перевернув флакон, подруга глядит на меня.
– Некогда мне было, – бурчу я, с повышенным интересом разглядывая стены.
В итоге она просит спирт, и всеми правдами и неправдами мы добиваемся от моего старенького лака, выдавшего виды еще на первом курсе, немного толку. Покрываем руки, после чего Кэти принимается шерстить мой гардероб.
Памятуя, в чем она ходит сама, я тут же говорю:
– Даже не думай выбирать что-то с вырезом до задницы, я туда не свататься иду.
– А я и не собиралась, – искренне сообщает она и достает мой костюм, в котором я ходила в вуз до рождения Олив.
Темные обтягивающие брюки, пиджак с рукавами три четверти, без пуговиц.
– Под него наденешь ту белую шелковую майку, – советует Кэти, – ну, в которой ты в прошлом году приезжала. И тогда будет вообще атас.
Не могу не согласиться, да и погода пока позволяет идти в пиджаке. Вот было бы на месяц позже – и без куртки не обойтись. Да и вместо туфель, которые логично подходят к этому образу, пришлось бы надевать ботинки.
Выбор Кэти мне нравится – и со вкусом, и при этом не вульгарно. Может, повезет, и он возомнит, что я какая-нибудь там бизнес-леди. Не хочется, чтобы спустя три года, так быстро раскрылись карты, что он стал успешным, а я – мамаша с работой на дистанционке и не самой лучшей съемной квартирой.
Выпускница вуза Лиги плюща, блин.
Пусть будет место иллюзии хоть немного.
Когда наступает 14-е