Тимофей же Михайлович подрос за последние пару дней. Он теперь не дворянин. Он теперь бек. Тут среди беков в Казани мор прошёл. И Боровой подсказал карачибеку Булату Ширину и хану Шах-Али назначить беками Тимофея Михайловича Ляпунова и Тимофея Васильевича Скрябина, кроме своих приближённых, которые это заслужили. Бек — это как бы раньше — военный вождь. Потом стал наследственным титулом у осколков Золотой орды. Ну, а кем являются Скрябин и Ляпунов, если не военными вождями. Пусть и не больно большие у них отряды, зато кусучие. Сейчас им выделили поместья и дворцы ими же и убитых беков из числа сторонников крымской партии. Более того, воинам, которых той ночью захватили в плен, предложили присягнуть новым бекам и войти в их отряды. Так же предложили и воинам других репрессированных беков. В результате за последние три дня, что русские воеводы провели в Казани, отряд Ляпунова, из двух сотен, вырос до четырёх почти, а два десятка Скрябина превратились в две сотни. Собранные по всей Казани ружья всех систем и порох со свинцом отдали в эти отряды и теперь у хана Шаха-Али есть «гвардия» из шести сотен опытных воев вооружённых огнестрелом.
Обозвали их — гулямы. А чтобы они полностью соответствовали этому названию «Конная гвардия арабов», выдали каждому по доброму коню.
Новые беки при прощании с Юрием Васильевичем просили их тут навсегда не оставлять. Там мол и жены и детишки. Да и плохо жить среди чужих, даже языка не зная.
— Учите. Детей с жёнами могу отправить к вам сюда. А насчёт языка? Тут ещё полно русских рабов осталось, найдите себе толмачей и учителей, которые будут вас татарскому учить. Бек — это князь. Но это вы тут князья и во дворцах живёте, а вернётесь на Русь, и опять нищими дворянами станете. Учите своих новых воев и увеличивайте отряды. Уверен я, что обязательно бий Юсуф осенью пожалует с войском. Я постараюсь у брата вам подмогу выбить, но вы и сами не сидите на попе ровно… Учите людей. Повторяюсь. Всё, други, прощевайте.
На этот раз спешить было некуда и люди вокруг чужие, потому за вёсла князь Углицкий не садился. Невместно. При этом сам Юрий Васильевич от недостатка физических нагрузок и безделия маялся. Плыл он в одной лодье с князем Серебряным и играл время от времени с ним в шахматы или шашки, но соперник был совсем слаб. Не интересно с ним играть. Даже если сразу себя ферзя лишить.
В Нижнем Новгороде воеводы предложили… Ну, как предложили? А вот как предложили:
— Дальше на конях пойдём. Так и привычней и быстрее.
Боровой не любил лошадей. Воняло от них, ноги натрёшь, задницу отобьёшь. Никакого удовольствия от езды верхом он не испытывал. Если можно передвигался в возках, на колесах ли, на полозьях, без разницы. Но тут ему никто его возок не подготовил, а ехать на телеге ещё хуже, чем на лошади. По нашим-то дорогам и трясёт, как в каком специальном механизме для тренировки космонавтов придуманном, и ещё всякие комары да слепни роятся над тобой.
Послал, одним словом, воевод Юрий Васильевич. Игра слов получается, не одним словом послал, а десятком и почти все матерные, но их про себя. А так отбрехался, дескать не могу верхом, сразу голова болеть и кружиться начитает. Хворый я. Не знали разве?
— Я до Владимира по Клязьме на этой лодье пойду. Ежели раньше там окажитесь, то найдите у какого дворянина али князя приличную телегу, а ещё лучше возок крытый.
Василий Семёнович Оболенский — Серебряный увязался за отроком. Как же, нужно присматривать за болезным.
Они продолжали играть в шахматы под мерное уханье гребцов и завывание верта в снастях. Ясно, что не слышно, но ветерок южный со степей, тёплый и наполненный ароматами трав и цветов, трепал волосы и полы рубахи. Приличный ветер. Такой должен в канатах свистеть.
Во Владимире возка крытого не оказалось. Нашлись, зато носилки с тряпичным пологом у матушки настоятельницы или игуменьи Софии в Успенском Княгинином женском монастыре. В него Юрий Васильевич заехал с ответным даром. Монашки кормили его плотников и корабелов всю зиму и весну, пока они строили лодьи, а тут в Казани ему преподнесли икону явно старинную, с ликом почерневшим Богородицы. От времени почерневшем, не от горя. Икона была приличных размеров и в золотом окладе, и смотрелась для подарка очень даже прилично. Решил Боровой игуменью Софию поощрить ею за доброту. Может это и есть та самая икона Казанской Божьей матери? Артемий Васильевич видел ту икону или её реплику, тут даже сами отцы православной церкви путались. Если икона с 1516 года хранится в Кремле, то как её девочка Матрона откопала на пепелище Казани в 1579 году? Не стоит даже лезть в эти загадки. На то оно и чудо. В чудеса можно только верить. их нельзя проверить. Но Богородица была в темном, практически чёрном одеянии и изображена оплечно. И младенец Иисус благословляет народ двуперстно. На вид — та самая икона.
Вот, значит, заехал Юрий Васильевич с людьми князя Серебряного в монастырь, а там как раз садится в такие носилки игуменья София. Подарок, несколько тёплых благодарственных слов пожилой женщине и готово. Так и достались Юрию Васильевичу в качестве ответного дара эти носилки. Если шесты укоротить и поставить эту конструкцию на телегу, то карета не получится. А вот крытый возок, в котором, не опасаясь комаров, слепней и дождей, можно доехать из Владимира до Москвы, точно получится. Теперь он, правда, опять в долгу у матушки настоятельницы остался.
Событие сорок седьмое
Дума потела, дума пер…ла. И хоть и собралась в этот раз в огромной Грановитой палате, но из-за жары за окном, запахи все эти заполнили помещение и набросились на Юрия Васильевича. Пот, чеснок, перегар, кислое чего-то, луком тоже, пережёванным и пережаренным, шибало. Бояре сидели в шубах, на коленях горлатные шапки, в руках посохи с каменьями. Все в золотой парче. Шуба ведь мехом внутрь, а снаружи чем богаче парча и цветастей, тем лучше. Под шубами не менее цветастые кафтаны, а под кафтанами те самые камзолы, в которых все принцы и дворяне щеголяют у многих авторов, пишущих про попаданцев. Невдомёк им, что камзол — это жилетка того времени и