Я кое-что вспомнил про этот корабль, жаль, немногое. Построен он был во времена правления Анны Иоанновны. Если я получил новую жизнь, то именно в ее правление. А что мне с этим делать, я подумаю потом. Пока что я не могу допустить, чтобы русские сдавались. Кому? Французам? Хотя в этом времени они, наверное, считаются сильными. Ну да и Наполеону мы понаддавали затрещин!
— Ваши предложения, господа! — призвал я собравшихся проявить инициативу. — Одно скажу, что если не получится выйти из положения не проиграв, то я за то, чтобы корабль топить. Врагу не сдается наш грозный… Митава.
Некоторое время все молчали, а после Григорий Андреевич Спиридов, нахмурив густые брови, обрисовал общую обстановку:
— Рядом у нас два французских линейных корабля. Еще два могут быть недалече. Я узнал 64-пушечный «Ахилл». Он, верно, и флагман. Уйти мы могли бы — при удобном ветре. Небольшой туман нам в помощь…
— И не токмо он, отроки, но и Господь смотрит на вас, как и Богородица, что Россию защищает от супостатов! — пробасил приближающийся голос.
Это был священник, который теперь направился к нам, а до того я заприметил его у стоящих в сторонке офицеров-отказников. Что-то он им вещал. Ели призывал к сопротивлению, то одно; если же обсуждал обеденное меню, то это совсем иное. Ну не могу я в каждом священнике видеть хорошего человека. Немало во мне еще от борца с «опиумом для народа», пусть впоследствии и пересмотревшего свои взгляды.
— Отчего меня не позвали? — с упреком спросил батюшка.
Все засмущались, а меня так и распирало сказать, почему. Да потому, что я не слышал сегодня священника, который призывал бы не сдаваться. Промолчал, выходит.
А сейчас что изменилось?
— Ослушались вы приказа… — продолжал батюшка вещать. — Но на то благословение даю вам. И пущай меня Синод Священный осудит, но латинянам сдавать корабль русский я не хочу.
— Батюшка, а идите… Команду поувещевайте, чтобы они так же думали, — вежливо я направил священника заниматься его непосредственными обязанностями.
Получив гневный взгляд от батюшки и не поморщившись, я продолжил буравить его взглядом, и священник все же подчинился. Да и что ему делать на таком вот нашем скором военном совете?
— Я слушаю вас… — сказал я, обращаясь к трем офицерам.
* * *
Балтийское море. Район Данцига. Борт французского линейного корабля «Ахилл».
25 мая 1734 года
— Пьер, я рад вас увидеть вновь. Крайне странное стечение обстоятельств, но встреча все же приятная, — сидя на палубе линейного корабля «Ахилл», распивая за малым столиком вино и закусывая твердым сыром, вел беседу шеф-эскадр морских сил Франции Жан Андре Баррай.
Напротив него сидел и как ни в чем не бывало пил вино капитан русского фрегата «Митава» Пьер Дефремери. Он прибыл на французский флагман с тем, чтобы увещевать своих соплеменников-французов разойтись миром, но, как видно, миссию свою провалил. К слову, мичмана Войникова, прибывшего для переговоров к французам первым, к столу, в отличие от Дефремери, не пригласили.
— Мсье Баррай, но вы же нарушаете правила. Ладно бы вы шли под флагами Польши, но Россия с Францией не воюет. Вот и я прибыл добром решить недоразумение, — продолжал, однако, гнуть свою линию Дефремери.
— Вы будете всего-то интернированы. А после уйдете вновь в Россию. Я не претендую на фрегат, как на свой приз. Но, мой друг, понимать же нужно. Данциг держится в осаде во многом потому, что у Ласси, русского военачальника, нет осадной артиллерии. Да и у Миниха, который стремится забрать командование осадой русскими войсками Данцига, также нет артиллерии. А на «Митаве» она есть? — спрашивал шеф-эскадр. — Не везете ли вы осадные орудия?
— Если вы назвали меня другом, то я воздержусь от ответов, — произнес Дефремери.
— Ха-ха! — француз рассмеялся. — Но вы же уже отдали приказ о сдаче. Уже скоро я сам увижу, что перевозит бывший ваш фрегат.
Русский капитан французского происхождения уже был бы готов отдать другой приказ, но теперь оставалось только сохранять лицо. Наивно, выходит, Дефремери посчитал, что может договориться со своими соплеменниками. Он, на самом деле, боялся не бой дать. Будучи смелым и умным человеком, Пьер Дефремери не хотел только быть тем, кто начнет войну России и Франции.
Не знал капитан Митавы, что первое столкновение французов и русских уже состоялось. Лягушатникам надовали затрещин солдаты полковника Юрия Федоровича Лесли. Так что фактически война с Францией уже идет. И первыми ее начали французы.
— И все же… мсье Баррай, вы же таким путём, можно сказать, поставите вопрос о том, каковы отношения между… нашими странами. Императрица Анна Иоанновна весьма чувственная особа, она не потерпит… Россия может объявить войну Франции, и….
Французский командующий так же не был в курсе того, что уже, вчера, состоялся первый бой. Французы, не поняв, что русские — это уже сильная европейская армия, решили, видимо, что сражаются с какими-то туземцами. Ошиблись…
— Мы высаживаем десант, уже почти что высадили. Наши солдаты и офицеры уже будут убивать русских, возомнивших себя… — Баррай несколько забылся, посчитав, что общается со своим подчиненным.
Петр Дефремери резко поднялся и гордо заявил:
— Я попрошу вас! Я на русской службе и предан ей!
— Что ж. Тогда вы в плену, мой друг. Проявляйте благоразумие, — усмехнулся шеф-эскадр и махнул солдатам, чтобы те подошли. — Теперь вы будете под… Скажем, что под охраной. И можете даже воспользоваться своей зрительной трубой, чтобы видеть, как фрегат Митава спустит флаги.
Дефремери стиснул зубы. Он понимал, что теперь выглядит, как предатель. Французский командующий перехитрил его. Мало было ему сообщить через присланного русского мичмана условия сдачи. Баррай, опасаясь того, что фрегат все же попробует уйти, и придется стрелять и, возможно, и упустить русских, потребовал разговора с самим капитаном фрегата. Уже здесь прозвучал намек, что можно разойтись миром.
— А вот на воде и шлюпки, полные солдат и матросов моих абордажных команд, сейчас фрегат будет сдан. Не расстраивайтесь! Вы же будете в плену не где-нибудь, а на родине, в благословенной Франции. Какая нелепость, не правда ли? — усмехался шеф-эскадр Жан Андре Баррай.
— На фрегате подняты заслонки, они готовятся к сопротивлению! Русские открывают пушки! У них в зоне поражения наш десант! — кричали тем временем офицеры на французском