– Золотая пинё принадлежала покойной королеве Юн, – говорила я вслух. Суён встрепенулась и растерянно нахмурилась. – Её мать, госпожа Син, сохранила шпильку и на старости лет подарила своей компаньонке. История довольно запутанная, но в итоге ту компаньонку нашли мёртвой, закопанной в собственном саду, и каким-то образом её шпилька попала с юга провинции Чолладо в руки артистов…
– Кажется, дело невероятно сложное, – прошептала Суён. – Но ты никогда не ограничивала себя представлениями других о том, что возможно, а что нет.
Я обхватила голову руками. Мысли у меня путались, как ветви деревьев над головой. Путаница подозрений, совпадений и предположений, двух разных дел, разделённых пропастью в два года, но связанных между собой.
«Сосредоточься на деталях», – сказал бы Вонсик, будь он сейчас с нами.
Я представила, как он сидит рядом со мной на траве, лицо в тени от соломенной шляпы, меч скрыт под халатом, и мысленно обратилась к нему. Ёнхо говорит на южном диалекте провинции Чолладо. Это важная деталь? Или всего лишь совпадение?
«Нельзя отмахиваться от совпадений, – прозвучал в моём сознании тёплый, глубокий голос Вонсика. – Продумай всё как следует, пока не убедишься наверняка, что здесь нет никакой связи».
У погибшей в Мёртвом саду был сын… Вдруг он и есть Ёнхо? Один сбежал около года назад, и примерно в то же время другой присоединился к группе бродячих артистов. Ещё одно совпадение.
«В самом деле».
Но даже если Ёнхо – сын из истории о Мёртвом саде… Я тяжело вздохнула. Виски у меня ныли. Между этим делом и Безымянным Цветком нет определённой связи, кроме кровавой надписи на одежде…
«Значит, надо найти новые улики, пока не выйдешь на тропу, ведущую к истине».
Я обхватила колени руками и уткнулась в них подбородком. Вы знали? Вы догадались о том, кто убийца, перед смертью?
На меня смотрела лишь пустота, отражаясь в моём сердце.
Вонсика больше нет, и я должна найти правду сама.
Я устремила взгляд в темноту. Интуиция подсказывала, что правда ждать не может. И если я отложу расследование ещё хоть на день, произойдёт нечто ужасное.
* * *
Холодная ночь растворилась в рассвете, воздух постепенно нагревался, порождая туман, который завитками ложился на землю, такой густой, что я не видела собственные ступни, когда шагала по тропе. Мы вышли из леса, и туман последовал за нами вместе с лёгкой тревогой, которая заставляла меня всматриваться в тени между деревьями, домами, людьми.
Людей на дороге собралось немало. Мужчины и женщины, молодые и старые, снующие между ними дети. Фермеры везли телеги, в которых сидели матери с младенцами. И все кричали:
– Они до сих пор стоят перед дворцом Кёнбоккун! Заместитель командира уговорил вдовствующую королеву! Великий принц Чинсон – наш новый ван!
Наша процессия в грязных одеждах из розового шёлка привлекла некоторое внимание, но лишь мимолётное, вскоре перешедшее на эхо триумфа из столицы.
Шумная толпа рассеялась ближе к воротам Чханыймун, истекающим кровью павших воинов, словно открытая рана. Повсюду лежали тела со стрелами в груди, сломанными руками и ногами, изогнутыми под неестественным углом. Застывшие глаза смотрели в небо. Мы осторожно обошли мёртвых, ступая по окровавленной земле, но нас удивило, что перед нами всего несколько десятков тел, а не целые горы убитых. Похоже, большинство солдат либо бежали, либо присоединились к восстанию.
Мы спешно вышли через ворота на широкую пыльную дорогу, змеившуюся между покрытых деревьями холмов.
– Пожалуй, в тумане безопаснее идти по широкой дороге, – тихо произнесла Юль. Девушек с нами осталось совсем немного. Остальные разошлись утром, уверенные в том, что их семьи в столице примут их назад и помогут спрятаться. – Мы дойдём до гостиницы «Красный фонарь», а там решим, как отправить остальных по домам…
– У меня больше нет дома, – сказала Чонби, обходя труп. В её глазах бисером блестели капли слёз. – Родители меня примут, но не деревня. Все будут нас унижать и осмеивать, и не дадут нам жить спокойно. Я не хочу, чтобы моя семья из-за меня страдала. В этой стране во мне видят павшую женщину.
– Знаешь, что говорили дворцовые стражники? – спросила девушка с веснушкой под глазом, и остальные придвинулись ближе к Юль. – Как они нас называли, пока никто не слышал? Шлюхами вана Ёнсан-гуна.
– Нашу прежнюю жизнь не вернуть, – с горечью произнесла женщина с отколовшимся зубом. – Мы свободны, но совершенно потеряны. Запятнаны.
Юль вздохнула.
– Запятнаны? Вы так о себе говорите, словно вы – грязные шелка или посуда. Но я смотрю на вас,– продолжила она, обводя рукой нашу небольшую компанию,– и вижу людей. Полных надежды. Страха. Внутренней силы. Глубоко любимых. Вы все заслуживаете будущего, и, если кто-то посмеет возразить, я им покажу, что к чему! Даже так,– энергично добавила Юль, всё больше распаляясь, и её щёки зарделись,– это не вы запятнаны, а они! Ван, чхэхонса, лидеры восстания – все, кто перекладывает на вас вину за свои преступления! Это они должны стыдиться!
Её грудь тяжело вздымалась и опускалась. Юль перевела дыхание, разгладила юбку и спокойно произнесла:
– Мы что-нибудь придумаем. Вместе. А пока идём.
Мои губы тронула лёгкая улыбка. Юль стала лучом надежды для этих потерянных женщин. Она озвучила мысли, которые я не могла облечь в слова…
Тут я замерла и сощурилась. Тени, гуляющие в тумане, сгустились в высокий мужской силуэт на лошади. Я подняла с земли кинжал мёртвого солдата, и в ту же минуту призрачная фигура обрела очертания, и на меня из белой дымки выехал стражник Ворон. Его тёмные волосы растрепались, жирные пряди падали на лицо. В руке он держал меч.
Я выставила окровавленный кинжал перед собой и спросила:
– Давно вы нас преследуете?
– С той самой минуты, как вы покинули дворец.
Юль шагнула ко мне.
– Принц говорил, вы пропали. И незадолго до этого искали Исыль.
– Да, – признал Ворон напряжённым голосом и соскользнул с седла. – Я достаточно часто проходил мимо гостиницы и слышал, как она обсуждает дело Безымянного Цветка с моим отцом.
– Так это были вы, – колко произнесла Юль. – Мои постояльцы жаловались на загадочную тёмную фигуру, блуждающую у гостиницы в поздние часы.
Ворон пошевелил рукой с мечом, и я крепче стиснула кинжал.
– Не двигайтесь! Не испытывайте удачу,– прорычала я в ярости и отчаянии.– Ну почему мужчинам так неимоверно сложно оставить женщин в покое?
Ворон быстрым движением убрал лезвие в ножны и поднял открытые ладони.
– Многим зачастую неимоверно сложно поступить по совести, – сказал он, и в его безжизненных глазах мелькнула тень