Мы так и не поняли, что именно спровоцировало срыв. Первой была Наташа — медсестра, которая каждый вечер читала ему сказки. Мы нашли её разделённую на пять частей, аккуратно разложенных по углам комнаты. А Петька сидел в центре комнаты и как ни в чем не бывало играл в машинки.
После этого нам пришлось решить эту проблему. Я сам всадил шприц с транквилизатором, когда в его глазах не осталось ничего человеческого. До сих пор помню, как держал его, бьющегося в судорогах, пока препарат действовал. Такой маленький, невероятно лёгкий — словно птичка с пустыми глазами.
Возможно, детская психика просто не выдержала постоянного насилия. Или, что ещё страшнее, сама природа псионических способностей медленно разъедала его сознание изнутри. В любом случае, выбора у нас не было. И эта мысль еще очень долго не давала мне покоя.
Совсем другая история была с Алёнкой — Лекарем, как и я. Четырнадцатилетняя девочка, которая каждое утро заплетала косички и повязывала бантики, даже когда вокруг бушевал апокалипсис. Она могла вправить сломанные кости одним прикосновением и залечить глубокие раны за считанные секунды. И при этом оставалась по-детски невинной.
Ее отряд был уничтожен бандой Рогова — печально известного Кукловода, державшего в страхе весь Северо-Западный округ, и убитого нами прямо перед самой моей смертью. Его заместитель, здоровенный мужик по кличке Дрозд, положил глаз на четырнадцатилетнюю девочку и просто забрал её себе, как трофей.
Рогов лично не интересовался такими вещами, да и в принципе не поощрял подобные наклонности, но Дрозд был слишком ценным соратником, чтобы отказывать ему в «маленьких радостях», как он это называл.
Когда мы нашли Алёнку, она провела в плену у Дрозда три месяца, и это оставило на ней страшный след. Сломанная психика, механические движения и отсутствующий взгляд говорили о том, через что ей пришлось пройти. Она говорила только шёпотом и вздрагивала от каждого резкого движения, будто ожидая удара. Дрозд просто держал её в запертой комнате, как живую куклу, потому что в его извращённом мире она была ценна исключительно для личного пользования.
Мы полгода возвращали её к жизни. Переломным моментом стал обычный цветок — паршивый полузасохший кактус, который я притащил из заброшенного офиса. Алёнка неделю поливала его и ухаживала, словно это был единственный значимый объект в её мире. А потом случайно выяснилось, что она может направлять свою целительскую энергию и на растения тоже. Кактус расцвёл под её заботой, и вместе с ним что-то расцвело в самой Алёнке. Словно вместе с этим маленьким чудом она поверила, что способна не только исцелять физические раны, но и создавать новую жизнь.
Но самыми опасными были дети-Танки. Вроде Насти. Сверхъестественная выносливость, мощные энергетические щиты, сокрушительная сила. И всё это в комплекте с детскими капризами и эмоциональной нестабильностью.
Я видел, как шестилетний пацан разнёс целую улицу, устроив истерику из-за потерянной игрушки — плюшевого динозавра, которого он повсюду с собой таскал. Его силовое поле вспыхнуло с такой мощью, что бетонные стены домов трескались и осыпались, словно они были не прочнее яичной скорлупы. Это был настоящий апокалипсис в миниатюре, спровоцированный детским расстройством.
Каким-то чудом в тот раз обошлось без жертв, хотя несколько человек получили серьёзные травмы. Пришлось потом провести с мальчишкой очень серьёзную воспитательную беседу — с наглядными примерами того, что могло произойти с людьми. К счастью, парень оказался достаточно внушаемым и после этого научился контролировать свои эмоциональные вспышки, понимая, какую опасность они представляют для окружающих.
И всё же… именно дети-псионики часто становились ключом к выживанию целых общин. В них была какая-то особая пластичность сознания — они адаптировались к новому миру с поразительной лёгкостью, принимая его жестокие правила как данность, без той психологической травмы, которая калечила взрослых. Будто их разум, не обременённый десятилетиями жизни в мирном обществе, быстрее перестраивался под суровые реалии апокалипсиса.
Но что действительно поражало — дети-псионики невероятно редко становились желтоглазыми. Даже при серьёзном и длительном энергетическом истощении, когда взрослые уже начинали проявлять первые признаки перехода, дети оставались стабильными. Их организм словно обладал каким-то естественным иммунитетом к этой трансформации. Мы проводили эксперименты, наблюдали, собирали данные, но так и не смогли найти разумного объяснения этому феномену. Может, дело было в гормональном фоне, может — в особенностях детской психики, а может, просто кто-то решил дать человечеству шанс на выживание через самых юных его представителей.
Глядя на Настю, доедающую последнюю ложку шоколадной пасты, я прикинул наши дальнейшие действия. В прошлой жизни я достаточно хорошо изучил этот район и точно помнил, что паре километров отсюда находится полицейский участок. Место, где наверняка можно раздобыть оружие. Возможно, даже автомат или дробовик.
— Нам нужно немного прогуляться, — сказал я, когда она закончила есть. — Ты готова?
— А там будут монстлы? — её голос слегка дрогнул.
— Возможно, — не стал я лгать. — Но я не дам им тебя обидеть. Просто держись рядом и делай всё, что я скажу, хорошо?
Она кивнула, но потом её личико вдруг помрачнело, а в глазах появилось беспокойство.
— А папа? — спросила она, теребя край куртки. — Как он нас найдёт, если мы уйдём?
Вопрос, которого я ждал, и к которому, чёрт возьми, не был готов. Мало того, что приходится возиться с ребёнком посреди апокалипсиса, так ещё и надо как-то объяснить ей, что папочка превратился в мумию. Мысленно выругавшись, я стиснул зубы и постарался придать лицу максимально уверенное выражение.
— Твой папа очень умный, помнишь? — я присел перед ней, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Он знает все дороги в городе. И как закончит свои дела, обязательно найдёт нас.
— Точно? — её глаза, такие серьёзные и пронзительные, смотрели прямо в мою душу.
— Точно.
Настя секунду смотрела на меня, будто оценивая мою искренность, а потом кивнула и с невероятной решимостью двинулась в сторону входной двери.
Мы осторожно двигались вдоль домов, используя любое укрытие — опрокинутые машины, горы мусора, выступы стен. Настя крепко держалась за мою руку, сжимая её с такой силой, что пальцы начинали неметь. Она постоянно настороженно оглядывалась, вздрагивая при каждом шорохе или скрипе. Её дыхание становилось всё более частым и поверхностным, а в широко распахнутых глазах нарастала паника. Я понимал, что если не сделать что-то прямо сейчас, это неизбежно приведёт к истерике, которая в наших условиях могла стоить обоим жизни.
— Знаешь,