– Продолжим, товарищи? – заискивающе спросил первый секретарь.
– Продолжим! – великодушно сказал Ильдар, и мы вернулись в зал для совещаний.
Делегация со стороны горкома увеличилась за счет высокой фигуристой женщины лет 35. Видимо, заведующая поликлиникой к нам присоединилась, как я понял. И, конечно же, ясно было, что эти полтора часа местные чиновники потратили на то, чтобы согласовать свои позиции. Это тоже было неизбежно.
– Товарищи, предлагаю заслушать отчёты нашего профорга и заведующей поликлиникой. Начнём, пожалуй, с профорга! – сказал первый секретарь.
Трамильчик, горестно вздохнув, приступил:
– Товарищи! Изучив данные о санаторно-курортном лечении, я вынужден признать, что к моему полному недоумению товарищ Мокроусов, его супруга и их ребёнок действительно последние полтора года не получали никаких путёвок. Я очень сам этим удивлён.
– То есть вы хотите сказать, что все эти многочисленные заявления, что подавали я и моя жена на санаторно-курортное лечение вы у себя не нашли? – не выдержал Мокроусов.
Мы с Ильдаром и Марком обменялись взглядами.
Профорг, неуверенно кашлянув, сказал:
– К сожалению, видимо, у нас были какие-то пробелы с ведением документации…
– И память у вас, похоже, заодно тоже отшибло, как видимо! – сказал осмелевший Мокроусов.
Никто со стороны горкома комментировать это не стал.
– Да, вот такой досадный случай! – вздохнул картинно первый секретарь. – Теперь давайте заслушаем, пожалуйста, заведующую поликлиникой Рыбкину Алоизу Семеновну.
Фигуристая женщина тяжело вздохнула, и мрачно посмотрела на Гостинского, прежде чем заговорила.
– Товарищи! Мокроусов и его супруга, действительно, ранее были приписаны к нашей поликлинике партактива. К сожалению, у нас ограниченное количество тех, кто может прибегать к ее услугам. Поэтому недавно было принято решение об изменении числа сотрудников, которые приписаны к поликлинике партактива.
– И кем же было принято это решение? – спросил тут же Ильдар.
Молодец, не спросил бы он, я бы сам задал этот вопрос. Тем более я уже понял по этому взгляду на Гостинского, который она кинула, что явно не удалось ему ее уговорить взять хоть какую-то вину на себя. Значит, все правильно, надо просто ее разговорить, и есть шанс, что она все расскажет, как было на самом деле.
– Решение было принято на партийном собрании. – сжато ответила заведующая поликлиникой.
Да, явно не смогли её уговорить взять вину на себя. Парторг попытался её подставить, еще когда мы в первый раз расспрашивать начали, но нашла коса на камень. Ну и правильно, это же явно не её уровня решения. Ей что есть этот Мокроусов в её поликлинике, что нет этого Мокроусова – вообще без разницы.
Все посмотрели на парторга, тот, кашлянув, не стал дожидаться, когда его пнёт первый секретарь, и заговорил:
– Да, товарищи, я и сам уже поднял архивы наших заседаний и обнаружил, что такое решение было действительно принято. Как правильно отметила Алоиза Семеновна, поликлиника не резиновая, всех обслуживать не может.
Я уже не стал сдерживаться, да тут же и сказал:
– А не подскажете ли, уважаемый парторг, почему вы приняли решение исключить именно главного редактора с его супругой из списка пациентов данной поликлиники? Почему вы, если являетесь настоящим коммунистом, не начали с себя и со своей супруги?
Надо было видеть, как все чиновники, а не только парторг, сидевшие напротив нас, задёргались. Марк расплылся в улыбке, Ильдар довольно дёрнул кончиком рта, а парторг бросил короткий взгляд на первого секретаря горкома. Тот сделал вид, что вовсе не замечает этого взгляда: мол, выплывай сам, как хочешь.
Парторг в рубку идти не стал, понимает же прекрасно, что против делегации из Кремля не потянет. А уже раз и первый секретарь горкома его не собирается поддерживать, то и подавно. Так что тут же заявил покаянно:
– Да, товарищи, мной была допущена преступная близорукость! Вы правы, надо было не сокращать чрезмерное количество пациентов за счёт редактора газеты с его супругой, а самому с моей супругой показать пример для экономии расходования средств поликлиники. Так что, простите, товарищи, это была моя ошибка.
– Так давайте прямо сейчас её исправим, – предложил Марк. – Давайте вы со своей супругой выйдете из поликлиники партактива, а главного редактора газеты «Северный рабочий» с супругой мы введём туда обратно на обслуживание. Что скажете, товарищ парторг? Готовы исправить свою ошибку?
– Да, конечно, товарищи, – ответил тот, – мы с супругой немедленно так и поступим.
– Отлично, – сказал Марк, – а мы со временем проверим, как оно всё тут у вас после нашего визита будет исправлено, товарищи. Внесем в график проверок даже нашей группы, чтобы точно не запамятовать. Верно, Ильдар Ринатович?
– Верно, Марк Анатольевич. Товарищи, мы сегодня рассчитываем еще в Москву вернуться, так что давайте ускоряться, – сказал Ильдар. – Если с поликлиникой разобрались, то давайте теперь посмотрим, что можно сделать по путёвкам. Готовы ли в профкоме сказать, что это совершенно нормально, когда больной бронхиальной астмой ребёнок полтора года не получает никаких путёвок для санаторно-курортного лечения? Чтобы там ни было с заявлениями – потеряны или они не потеряны. У меня вопрос к вам, товарищ профорг – нормальная ли эта ситуация?
Профорг уже ни на кого не смотрел; понял, что первый секретарь заботится только о себе и вытягивать его не будет, так что решил пойти по той же самой тропе, по которой только что прошёл парторг. Тропе самобичевания.
– Согласен, товарищи, – заявил он. – Это грубое упущение в моей работе как профорга. Я должен был позаботиться о том, чтобы эти путёвки были выделены даже без всякого заявления со стороны товарища Мокроусова. Мы немедленно исправим эту ситуацию. Нам как раз на днях поступила путёвка в спелеолечебницу в Солотвине на территории Украинской ССР; мы немедленно рассмотрим на заседании нашего профсоюзного комитета выделение этой путёвки на три недели для ребёнка главного редактора Мокроусова. Также присмотрим путёвки для восстановления здоровья самому товарищу Мокроусову и его супруге.
– Я думаю, с учётом того, что эти путёвки не выделялись полтора года, будет совершенно справедливо, если следующие полтора года ребёнок с