Гномы из гвардии Фольктрима переглядывались, их лица выражали крайнее недоумение. Эйтри, стоявший рядом со мной, хмуро смотрел то на меня, то на Гхырра, пытаясь что-то понять.
А король орков Гхырр… Гхырр был удивлён. Я видел, как в его мозгу, привыкшем к простой и жестокой логике войны, что-то не сходится, ломается. Человек, который держит слово, данное орку? Это не укладывалось ни в какие рамки его мировоззрения.
Я уселся напротив Гхырра, так, чтобы наши глаза были на одном уровне.
— Гхырр, — мой голос прозвучал неожиданно твёрдо и спокойно. — Я предлагаю тебе сделку.
Он вздрогнул, как от удара.
— Сделку? Какую ещё сделку? — прохрипел он.
— Ты сейчас, немедленно, отдаешь приказ всем своим оркам, где бы они ни находились, прекратить сопротивление и убираться из Туманных гор Оша. Ты и твой народ проиграл. Это капитуляция. Ты признаешь полное и безоговорочное поражение орков в этой войне. Подписываешь мирный договор на наших условиях. И я тебя отпускаю.
Гхырр вытаращил на меня глаза. Его отвисшая челюсть едва не коснулась груди. Он явно не верил своим ушам.
— Отпустишь? Меня? Да ладно, когда такое было?
— Если кто-то забыл, — я повысил голос, — Король орков Гхырр Великий — это мой личный пленник, то есть его пленил буквально я и он по правилам войны в моей, грубо говоря, власти, собственности и так далее. То есть, это мне решать. Ну так, напоминаю, вдруг кто забыл или не до конца понимает ситуацию.
— Но зачем? — спросил ошарашенный Зобгин.
— Потому, гном, что гибель или плен короля орков — это перелом в войне, но не конец. В туннелях ещё тысячи и тысячи орков, и чтобы выкурить и выбить всех, вам понадобятся месяцы. И в каждый день этих месяцев погибнет много хороших гномов и много орков.
— Тебе не плевать на орков? — удивился Эйтри.
— Я вижу возможность закончить войну сейчас, — ответил я и снова повернулся к Гхырру. Да, ты уйдёшь не как король. Ты уйдёшь как проигравший. Как изгнанник. С клеймом предателя и труса, который бросил свою армию, чтобы спасти свою паршивую шкуру. Ни один орк больше не пойдёт за тобой. Ты потеряешь всё: власть, славу, уважение. Всё, кроме жизни и своей семьи. Они тоже останутся живы, как ты и просил. Это тоже часть сделки. Это хорошая сделка. Решайся.
Гхырр долго молчал, его тяжёлое, хриплое дыхание было единственным звуком в наступившей тишине. Он смотрел на меня, и я видел, как в его голове идет мучительная борьба. С одной стороны — верная, мучительная смерть от рук гномов, которые уже предвкушали, как будут пытать его, вымещая всю свою ненависть. С другой — жизнь, но поражение. Жизнь в позоре, в забвении, но жизнь. И возможность увидеть своего сына, свою жену.
— Почему? — наконец выдавил он, его голос был едва слышен. — Почему ты это делаешь, человек? Зачем тебе отпускать меня?
— Потому что мёртвый король-мученик, павший от рук врагов, может стать знаменем для новой войны, — объяснил я, глядя ему прямо в глаза. Мой голос был холоден и безжалостен, как сталь гномьего топора. — Его имя будут шептать у костров, его «подвиги» будут воспевать в песнях, и рано или поздно найдется какой-нибудь новый фанатик-орк, который поднимет это знамя и поведёт орков на новую войну. А живой, но проигравший и опозоренный король… — я сделал паузу, давая ему осмыслить мои слова. — … живой и опозоренный король — это гарантия того, что орки не соберутся снова под твоим началом. Это будет вечное напоминание об их поражении в Туманных горах Оша. Мне нужен не твой труп, Гхырр. Мне плевать на тебя и твою семью, но если вы должны жить, чтобы была победа… Мне нужен конец этой войне.
Логика была циничной, но, как мне казалось, безупречной.
Мёртвый враг — это хорошо.
Но живой, дискредитированный враг, который своим существованием подрывает боевой дух своих бывших соратников — это ещё лучше. Это была не жалость. Это был чистый, холодный расчёт. Тактический ход, который, если сработает, мог бы принести гномам гораздо больше пользы, чем самая жестокая казнь.
Гномы вокруг меня, услышав мои слова, буквально взорвались от негодования. Крики ярости, проклятия, угрозы — всё смешалось в один оглушительный рёв. Они не понимали. Они не хотели понимать. Они хотели крови. И я их не винил. Если бы на их месте был я, если бы орки вырезали мою семью, сожгли мой дом… я бы тоже хотел только одного — мести.
Эйтри молчал. Его лицо, чёрное от копоти и запекшейся крови, было похоже на каменную маску. Но я видел, как ходят желваки на его скулах. Он тоже был не в восторге от моей идеи. Но он, в отличие от остальных, кажется, начинал понимать мою логику. Или, по крайней мере, он доверял мне достаточно, чтобы не оспаривать моё решение прямо сейчас.
Гхырр снова погрузился в молчание. Его взгляд блуждал по нашим лицам, по оружию в наших руках, по телам убитых орков, которыми был завален весь зал. Он взвешивал. Жизнь или смерть. Семья или честь. Позор или забвение. Выбор был не из лёгких.
Наконец, он поднял голову. В его глазах не было больше ни ярости, ни страха. Только какая-то глухая, всепоглощающая усталость.
— Я… согласен, — прохрипел он, и его массивные плечи поникли, как будто из него выпустили весь воздух. — Готовьте ваш… договор.
Я кивнул.
— Эйтри, — обратился я к нему. — Нужен кто-то, кто сможет быстро и грамотно составить текст. На условиях, которые я продиктую.
Эйтри мрачно кивнул и отдал команду одному из своих гвардейцев, который, судя по его виду, был не только воином, но и каким-никаким писарем. Вскоре перед Гхырром на импровизированном столе (перевёрнутом орочьем щите) лежал кусок пергамента и вполне годные перо и чернильница.
Полное и безоговорочное признание власти гномов над всеми Туманными горами Оша.
Немедленное освобождение всех пленных гномов, включая женщин и детей, если таковые ещё остались в орочьих лагерях.
И самое главное — обязательство Гхырра и всех его подданных немедленно покинуть пределы Туманных гор Оша.
Фактически, это была полная и безоговорочная капитуляция. Сделка включала клятву