Гхырр слушал молча, его лицо было непроницаемо. Когда я закончил, он взял палочку и неуклюже, но твёрдо вывел на пергаменте какой-то орочий вензель, видимо, свою подпись.
— Теперь… приказ, — сказал я. — Ты должен отдать приказ своим войскам. Всем. По всему региону. Немедленно отступать. Бросить всё и убираться из этих гор. Чтобы они услышали. И подчинились.
Гхырр посмотрел на меня, потом на небо, вернее, на высокий, закопчённый свод пещеры. Он достал из-под нагрудной пластины амулет, переплетение драгоценных камней и костей самого подозрительного происхождения.
Амулет заискрился магией. Орк уверенно стал говорить на орочьем, поглядывая на меня.
— Да, я тебя понимаю, — проворчал я на орочьем, но он не удивился, он уже слышал это от пленника Гррхаша.
Воздух вокруг него сгустился, как будто невидимая сила начала собираться вокруг его фигуры.
И тут я снова ощутил это. То самое золотистое тепло, то самое присутствие, которое уже дважды спасало мою шкуру. Дикаис. Древний бог контролировал процесс. Или ему просто было интересно, чем закончится этот спектакль.
Воздух вокруг Гхырра завибрировал. Его голос, когда он снова заговорил, был уже не таким хриплым и слабым. Он стал громче, сильнее, он как будто заполнил собой все пространство, отражаясь от стен, проникая в самые дальние уголки этого подземного лабиринта. И я понял — это не просто голос орка. Это голос, усиленный божественной силой. Голос, который будет услышан.
— Орки Туманных гор! — гремел он. — Слушайте своего короля! Война проиграна! Мы разбиты! Я, Гхырр Великий Кривозуб, ваш вождь, приказываю вам: немедленно прекратить сопротивление! Бросайте оружие, бросайте лагеря, отпускайте пленников и бросайте всё! Уходите из этих гор! Спасайте свои жизни! Возвращайтесь в свои норы, в свои болота, в свои степи! Здесь вам больше нечего делать! Это приказ! Приказ вашего короля! Кто ослушается — будет проклят! И уничтожен!
Его голос, усиленный магией как самого амулета, так и вмешательством Дикаиса, разнёсся по всем пещерам, по всем туннелям, по всем ущельям Туманных гор. Я почти физически ощущал, как эта звуковая волна прокатывается по земле, достигая самых отдалённых орочьих становищ.
Реакция не заставила себя ждать.
Сначала — недоумение. Потом — ропот. А потом — паника.
Орки, ещё недавно готовые сражаться до последнего, услышав приказ своего короля, усиленный божественной волей, поняли, что это конец.
Я не видел этого, никто в этом зале не видел, но Дикаис сообщил мне это, показал. Мне, Эйтри, королю Фольктриму.
Орки начали беспорядочно уходить. Те, кто был ближе к выходам из гор, устремились туда.
Армия Фольктрима, которая как раз в этот момент заканчивала зачистку «Древних Залов», получила неожиданный подарок. Вместо организованного сопротивления их враг просто бежал.
Когда последние отголоски приказа Гхырра затихли, и в зале снова воцарилась относительная тишина, нарушаемая лишь стонами раненых и злобным рычанием гномов, я подошел к бывшему орочьему королю.
— Теперь ты свободен, Гхырр, — сказал я, жестом приказывая гномам снять с него путы. — Иди. К своей семье.
Орк, всё ещё не веря до конца в происходящее, медленно поднялся на ноги. Его повреждённая нога и перевязанное плечо наверняка болели, но ничего, потерпит.
Он посмотрел на меня, потом на разъярённые, искаженные ненавистью лица гномов, которые, казалось, готовы были разорвать его на куски голыми руками. Эйтри стоял рядом, его лицо было каменно-непроницаемым, но я видел, как напряжены его плечи.
Он ждал.
Гхырр ничего не сказал. Он просто повернулся и, хромая, побрёл к тому самому заваленному трупами проходу, который ему указали как путь на свободу. Некоторые гномы не выдержали. Они закричали, зарычали, бросились было за ним, но Эйтри рявкнул так, что они замерли на месте. Большинство, однако, подчинилось моему негласному приказу, сцепив зубы и сжимая кулаки. Они доверяли мне. Или боялись ослушаться «Избранника Дикаиса».
Гхырр уже почти скрылся в темноте туннеля, когда он вдруг остановился. Обернулся. Его лицо, освещённое тусклым светом факелов, было искажено какой-то странной, непонятной мне гримасой. Не то ненависть, не то… что-то ещё.
— Человек, — его голос прозвучал глухо, но отчётливо, и в нём не было больше ни страха, ни заискивания. Только холодная, как лёд, констатация факта. — Я благодарю тебя.
— Даже один добрый поступок может изменить судьбы народов, — ответил я.
Глава 31
На поверхности
Зал, ещё недавно гудевший от лязга стали и предсмертных криков, медленно погружался в зыбкую, тяжёлую тишину, нарушаемую лишь стонами раненых да шарканьем ног гномов, вытаскивающих тела.
В этот раз я ни в какой степени не участвовал в мародёрстве.
Воздух, густой и спёртый, пропитался тошнотворной смесью запахов: гарь, кровь, пот, озон от недавнего божественного вмешательства и ещё что-то неуловимо-мерзкое, наверное, так пахнет массовая смерть.
Я сидел на каком-то обломке камня, скорее всего, бывшем частью стены или каменной скамьи и тупо разглядывал свои руки.
Пальцы подрагивали от пережитого напряжения, ладони саднило, несмотря на перчатки. Мой верный меч, изделие мастера из Алатора, который сегодня поработал на славу, особенно под «божественным баффом», был в ножнах, хотя и требовал очистки от крови.
Я только что, кажется, в одно рыло, ну, почти в одно, затащил финал истории гномов и орков.
Кстати, вариант финала обидел гномов. Ну и ладно. Я же говорил им когда-то давно (или недавно?), что не феечка, которая перелетает с цветочка на цветочек.
Ачивка «Спаситель Туманных гор Оша»? Или « Экзорцист клыкастых»? Позже надо будет придумать что-нибудь такое, чтобы звучало внушительно в мемуарах, если я до них доживу.
Гхырр Великий, он же Кривозуб, бывший король орков, проигравший и опозоренный, ушёл.
Гномы не остановили его, потому что он был моим пленником, моим трофеем. Но и довольны они уж точно не были.
А я прекрасно понимал, что мой кредит доверия у подгорного народа не бесконечен.
Король Фольктрим нашёл меня сам. Он выглядел так, будто не спал неделю и всё это время лично участвовал в зачистке каждого туннеля. Объективно сейчас, наверное, вечер… А может и утро? Или снова вечер? Я не спал, а пребывал в прострации с этими битвами и беготнёй я потерял счёт времени. Но времени прошло вагон.
Молодой король, осунувшийся, с синяками под глазами, но во взгляде горел какой-то новый, твёрдый огонь.
Он подошёл, и гномы вокруг почтительно расступились, склоняя головы. Его доспех, некогда сверкавший