— А я так просто не оставлю этот вопрос.
— Да ради бога! Судья разберётся. Только ничего ты не получишь, твоя доля в доме — только пятая часть. И не найдейся даже отсюда что-то урвать. Я не позволю. Этот дом — моих детей, и никто — слышишь меня? Никто не посмеет их обидеть или сделать им плохо. Даже их родной отец. Кстати, они будут удивлены тем, что их любимый папочка собрался претендовать на их дом и планирует выселение на улицу любимых деток.
— Да не… Не собираюсь я выселять детей, ты что… — сбавил обороты Степан. — Я же не об этом… В любом случае, я имею право тут жить.
— Когда нас разведут официально — потеряешь это право.
— Мы еще не развелись.
— Это дело времени.
— Я не согласен на развод!
— А тебя уже никто и не спрашивает! — ответила довольно грубо я. — Ты согласился на развод в тот день, когда попёрся к своей этой шалайке.… И как давно вы с ней…встречаетесь? А ты уже сделал ей предложение, или у вас пока всё несерьезно? На свадьбу-то позовёте хоть? Так давно на свадьбе не гуляла, ну очень хочется…
— Да хватит ёрничать! — топнул ногой Стёпа. — Люба, возьми себя в руки и прекрати цирк. Это всё не смешно.
— Да уж куда смешнее… — судорожно выдохнула я. Чувствовала, как к горлу подбирается истерика. — У меня вся жизнь рушится…
Мне вот вообще нихрена не весело. Мне выть охота на луну, словно я раненая, преданная и брошенная своим волком волчица, которая угодила в капкан и теперь плачет, что не сможет защитить своих волчат.…
— Люба, — подошёл Стёпа ко мне и сжал мои плечи руками. — Еще не поздно сохранить то, что осталось.
Я нервно дёрнула плечами. Сейчас его касания, прежде такие родные, привычные, тёплые, приносили невыносимую боль, словно бы его руки меня жалили будто сотни бешеных, обозлённых пчёл.
— Я не собирался уходить из семьи, — продолжал он говорить. — Да, я поступил не очень хорошо — признаю. Но кто из нас идеален? Главное, что я не собирался тебя бросать. Давай забудем обо всё этом? Ради детей.
8.
— Думать о детях нужно было до того, как заводить любовницу, — ответила я. — О детях он вспомнил — надо же! Ничего с твоими детьми не станется. Димка и Нина уже взрослые, всё поймут. Варька — та пострадает, но тоже вырастет и поймет. Дети поймут, что папа — маму просто променял на крепкие ягодицы. А теперь я должна понять и простить тебя? Закрыть глаза на то, что ты — ну, немножко развлёкся на стороне, пока мне некогда было тебя ублажать. Сама освободила место жены возле мужа, а тебя, такого замечательного самца, тут же прибрали к рукам ушлые самочки! Но ты, как рыцарь, хранил в сейфе своё сердечко, которое билось только обо мне! Даже во время секса с крепкими ягодицами. Ты так хотел, да? Серьезно верил в это?
— Люб, ну хватит издеваться уже, — начал раздражаться он. — Терпеть не могу твои эти шуточки! Давай нормально поговорим.
— Видишь? Тебя даже шутки мои бесят. О какой совместной жизни тогда дальше можно говорить?
— То есть, ты намерена разрушить брак все-таки?
— Все-таки, да, — гордо вскинула я голову. — Волк никогда не променяет свою волчицу на доступных шавок.
— Фуу, Люба, — сморщился муж. — Нахваталась умных мыслей в пабликах про сильных и независимых в соц. сетях?
— А что такое? — вскинула я брови. — Разве это не правда? Не нравится чувствовать себя продолбавшим всё волком, который поимел вонючую псину вместо прекрасной волчицы?
Стёпа плотно сжал губы. Кадык дёргался, желваки так и ходили ходуном.
Я задела его и перешла некую грань.
Да, мы и раньше ссорились. Часто. Очень…
Но никогда не опускались до оскорблений.
Точнее, до этого не опускалась я.
А Стёпа сегодня начал первым — сказав, что я никому с детьми не нужна в таком практически престарелом, по его мнению, возрасте.
Это же неправда! Стереотип. Наверное…
Он так говорил, чтобы унизить меня. Принизить мою ценность и значимость, как женщины, поставить себя выше меня. Доказать, что я без него — никто, ноль без палочки, а он, король и царь, соблаговолил на мне жениться и терпеть меня.
Обычная, мерзкая, ублюдская мужская манипуляция.
Не думала, что сама с таким столкнусь однажды.
И как дальше с этим всем жить — не знала.
Впереди — словно пустота. Белый туман.
Непроглядный, холодный, непредсказуемый.
Что за ним — неизвестно.
То ли дорога.
То ли озеро, в котором утону.
То ли пропасть, в которую сорвусь.
То ли небо, в которое полечу, расправив крылья.
То ли погост, где лягу сама, не выдержав такой боли и раскола собственной личности.
Меня же просто взяли и разбили, будто я была фарфоровой статуэткой.
И теперь я — десятки осколков, которые никогда обратно не склеить.
Я — больше не человек. Я — просто куски битого фарфора.
А надо делать вид, что я — человек, с душой, ни разу не битой, не расколотым сердцем, и хочу жить дальше.
Потому что — а как иначе?
У меня дети. Работа. Люди, которых надо спасать.
Я не могу лечь и страдать.
Не могу себе позволить этого, хотя, если честно — очень хотелось.
Лечь, завернуться в плед и плакать, плакать, плакать….
Можно котика тёплого рядом положить.
Он лучше мужика: не предаст, не бросит, не найдёт себе вдруг другую хозяйку.
Много места не занимает в кровати, молчит, ночью не лезет в пижамные штаны, когда спать охота и сил нет, и главное — ни в чём не упрекает.
Сейчас мне фраза про самодостаточную женщину за сорок с тремя котами не кажется такой уж глупой, как раньше.…
Может быть, эти женщины потому такими и выбрали быть, что их мужья предали, обижали, унижали?
Никогда не задумывалась раньше об этой стороне вопроса.
Потому что