Теперь мой мир словно на паузу поставили. Я поняла, что у всего в жизни есть словно несколько сторон. Сейчас моя повернулась ко мне иной гранью, которую я раньше просто не видела. А эта грань не жёлтая уже, а, к примеру, фиолетовая. И как вести себя с фиолетовым цветом, я пока не знала.
— Ну, это уже слишком, знаешь ли.… — заявил Стёпа.
Он подошёл к шкафу, раскрыл его створки, достал свой огромный чемодан и стал молча собирать вещи.
9.
Я смотрела, как муж собирает вещи, и испытывала двоякие чувства….
Это то, чего я добивалась сегодня сама. Впервые я просила его уйти.
Раньше, даже когда мы очень сильно ссорились, я могла угрожать, что подам на развод, уеду к маме с детьми и всё в таком роде, но никогда я не гнала его. Не просила ни разу собрать вещи и просто покинуть наш дом.
В глубине души я никогда этого и не хотела.
Даже во время ссор я просто хотела так сообщить ему, что мне настолько больно, тяжело и обидно, что я просто встала в тупик и не вижу других решений, кроме как расстаться. Но…. Не делала озвученное.
Никогда я не ходила к дверям суда, чтобы по-настоящему подать заявление на развод.
Были только разговоры, только угрозы и некий шантаж даже. Но никогда не было дела.
Я даже точно не знаю, как проходит процедура расторжения брака. Знала лишь, что разводят с детьми и имуществом или когда один из супругов против расторжения брака только через суд, потому и понимала, что идти надо сразу туда. Но.… никогда не ходила.
Теперь же я на полном серьезе просила мужа собрать вещи и уйти. Навсегда.
Насовсем.
Не просто психануть и уйти, чтобы остыть и вернуться.
А.…уйти. Вообще — уйти.
И он, судя по всему, меня услышал, и сейчас сделает именно это — уйдёт.
Мы больше не будем жить вместе. Спать в одной кровати. Завтракать вместе в воскресенье…. Смотреть новости по вечерам в будни.
Больше ничего не будет из того, чем я, может быть, не столь уж дорожила и жить не смогу без Прокопенко по Рен-тв и мужа на диване рядом, но… Я к этому привыкла.
Это был мой образ жизни. Я так привыкла проводить вечера.
А привычка — вещь страшная. Она будет тянуть и манить вернуться назад, чтобы продолжать существовать. Ведь если мы изменим нашу жизнь, оформим расторжение брака, то и жизнь изменится, соответственно, и привычки нашей семьи — умрут, потому как семья существовать перестанет.
А привычки, как оказалось, умирать очень не хотят. Не отпускают. Впиваются когтистыми лапами во всё, до чего достать смогут.
В душу.
В сердце.
В дни и ночи. Во всю твою жизнь.
И оторвать их от себя оказывается куда сложнее, чем видится со стороны.
Это сказать легко: правильно ты всё, Люба, делаешь. Предателя надо в шею гнать! Не достоин он звания мужа и главы семейства. Уж лучше самой, с десятком кошек, чем с таким козлятиной, каким оказался Степан.
И всё это я понимала. Мозгами. Что поступаю правильно — я спасаю себя от унижений, неуважения, недопониманий, недооценнённости даже.
Но душа — рыдала.
Не просто грустила и плакала в тёмном уголку. А вот прямо рыдала: громко, некрасиво, с соплями и слезами по стенам.
И я осозновала, что мне нужно — ну вот прямо нужно! — взять всё это, собрать в картонную коробку и отнести на свалку. Наш брак, наши чувства, которые превратились в что-то ненормальное и уже далеки от любви и родства душ, наши годы жизни, наш привычный уклад, традиции и привычки семьи.
Надо.
Но.… Господи, как?
Как это сделать — всё собрать и отнести на свалку.
Вот так запросто?
А потом что будет?
Пустота?
Боль?
Темень?
Что там будет?
Я осознавала, что приняв вроде бы верное, логичное решение о разводе, когда тебя предали и променяли на крепкие орешки сзади, вдруг стала будто делать шаги назад.
Мне было страшно, очень страшно что-то менять.
Да не что-то! Всё менять. Вообще — всё.
И это невероятно страшно.…
Хватит ли мне духа отстоять принятое решение?
Как оказалось, принять подобное решение — трудно.
Но еще труднее — не отпустить от него.
Очень больно смотреть, как твой некогда близкий человек, хоть теперь и хрен пойми кто — тебе, собирает свои пожитки, вынимает трусики и носочки из шкафов, складывает в чемодан, с которым просто уйдет в будущее, где больше не будет нас.
Точнее, мы-то будем, конечно. Не исчезнет никто из нас. Просто перестанем существовать “мы” — семья, пара, супруги.
Что я буду делать, когда он закроет чемодан, скажет мне, что уходит, и пойдет к двери?
Я просто отпущу?
Это возможно?
10.
Всё это время я так и стояла на месте.
Боролась с собой.
Хотелось подойти и попросить его разложить свои вещи обратно. Попросить не уходить, не оставлять меня, не бросать.… Сказать, что я закрою глаза на то, что он сделал, прощу, только бы он не уходил. Ведь он уносит с собой часть моего сердца и моей души… А он скажет, что заблокирует везде свою пигалицу и забудет о ней. Что он выбирает меня… Что я — лучше, любимее….
Но я знала, что покупаться на эти обманки сознания, которое сейчас проявляет слабость, не желая отказываться от привычного образа жизни, и сопротивляется моему решению, не стоит.
Я должна быть сильной и стойкой, словно оловянный солдатик. Потому что только так я смогу сохранить себя, честь, женское достоинство… Больше у меня ничего и не осталось. Тогда надо попытаться сохранить хотя бы это.
Нельзя давать слабину, нельзя!
Я прямо била себе по рукам образно говоря, хлестала сама себя по щекам за слабость и желание подойти к нему. Обнять, всё отменить. Решить всё как-то иначе.
Найти компромисс….
Ох уж эти проклятые компромиссы — никуда без них в нашей жизни.
Очень многие отношения строятся, в основном, на них.
Но какой компромисс возможен в нашей ситуации?
Как он мне возместит боль и унижение, которые подарил своей изменой?
Мне тоже пойти и гульнуть разок, чтобы карта была бита? Бред.
Это не моё. Я просто не смогу взять и переспать