– Надо будет у нас тоже ввести это… – Баллигант усмехнулся. – На портсигаре остаются отпечатки пальцев вместо расписки. И можно проставить потом любую сумму.
– Любую? – Кита вытащил пакет из кармана и развернул его. На портсигаре было написано красной тушью: «250 долларов». – Сумма проставлена.
– Я не вас имел в виду, простите. – Баллигант приложил обе руки к груди. – Я просто так… в шутку. Не сердитесь.
– Не надо так шутить. – Кита тяжело дышал. – Если бы мы не были связаны работой, я прикончил бы вас как собаку за оскорбление. Я никогда не стану пачкаться, наживаться на таком дерьме, как вы… В следующую среду утром вам позвонят, будут говорить по коду «Февраль». – Сделав паузу, он смягчил голос: – Берегите себя, желаю скорейшего выздоровления вашей дочке. Я пришлю ей часики, а вы скажете, что выиграли пари.
– Мне хотелось бы выиграть еще зажигалку… – протянул с жалобной интонацией Баллигант. – Пришлось выбросить в воду, а я так привык к ней.
– Я подарю вам другую. Только не в виде револьвера. Эта действовала мне на нервы.
Кита кивнул головой и быстро пошел в сторону двухэтажного дома за трибунами бассейна. Обойдя ограду, он вынул из кармана пальто электрический фонарик и направил свет на землю. За деревьями вспыхнул свет фар, бесшумно подкатила машина. За рулем был Абэ,
– Домой, – скомандовал Кита и сел рядом с шофером.
– Идэ приказал мне прибыть к нему в четыре утра, – доложил Абэ. Наверное, поедет в поселок около аэродрома Белоуз.
– Уже завел там агентов? А как у него дела в городе?
– Я возил его два раза на Ривер-стрит, затем к аэродрому Хикэм. А на прошлой неделе он ездил к Канеохэ, там у него тоже есть кто-то.
– Значит, в первую очередь расставляет людей около аэродромов. Готовится к наземным мероприятиям.
– А Сугимото должен был действовать около аэродрома Эва.
– Какой Сугимото?
Абэ сделал удивленное лицо:
– Не читали? Его нашли мертвым.
– Этот Сугимото? Значит, он был связан с Идэ?
– Да. На прошлой неделе Идэ сказал мне, что Сугимото ненадежен, и предупредил через меня хозяина китайского ресторана напротив таможни. Затем он приказал мне заехать за Сугимото и привезти его ночью к воротам парка Капиолани. И больше я его не видел.
– Шанхайские приемы. Не может отвыкнуть. А с Хаями Марико встречается?
– Он уже был у нее дома, познакомился с мамашей. Я возил какие-то книги, которые Идэ достал для нее. А самой Марико он поднес целый мешок японских целебных растений. Она, кажется, хочет писать научный труд о старинной восточной медицине. Наверно, ее тоже прикончит.
– А может быть, и нет. Обо мне спрашивает?
– О вас нет, а о Моримуре несколько раз спрашивал.
– Смотри, ничего не говори. Ни слова о том, что видишься со мной. И насчет моих дел с Баллигантом. Если проболтаешься… выдам со всеми потрохами Баллиганту. Я ему сообщу, почему умер тот полицейский, и представлю доказательства.
Абэ замотал головой:
– Ничего не скажу.
Он вдруг круто затормозил. Кита чуть не ударился лицом о ветровое стекло. Машина уперлась в кусты папоротника.
– Болван!
Кита ударил Абэ кулаком по голове. Абэ поклонился:
– Простите. Не хотел давить кошку… она черная.
– Ну и что?
– Черные кошки после смерти мстят. Это точно.
Они поехали дальше.
– В тот раз, когда везли того китайца, помните? – продолжал Абэ. – Мы раздавили черную кошку, и через два дня китаец утонул. Кошка отомстила.
Кита погладил нос и усмехнулся.
– Чуть не расплющил. – Немного погодя он спросил: – А сейчас раздавил?
– Нет, выскочила из-под колес. Еще бы секунда, и…
– Насчет сегодняшней поездки Идэ сообщи мне завтра. Достал билет на воскресный бейсбольный матч?
– Не успел.
– Хочешь пойти?
– Конечно.
– Я дам тебе свой билет.
Абэ поклонился, приложив лоб к рулевому колесу. Кита приказал остановить машину недалеко от памятника королю Камехамеха и пошел пешком в генконсульство.
28 ноября
Письмо Марико встревожило Уайта. Она сообщила, что Акино встретил ее на улице и сказал, что тот женьшень, который она недавно дала одной знакомой японке, оказался ядовитым – японка умерла по возвращении на родину. Если японская полиция известит об этом американскую, могут возникнуть большие неприятности. Марико купила женьшень в аптеке корейца, но к ответственности могут привлечь не только аптекаря, но и ее. Акино прозрачно намекнул, что это дело он может уладить. Зато она в свою очередь должна помочь ему, когда это понадобится. Поведение Акино кажется ей странным.
Марико просила дать совет. Уайт показал письмо Донахью. Тот заявил:
– Явный шантаж, готовит вербовку. Твоя красотка в опасности. Если только не врет.
– Что же ей посоветовать? Только не шути, дело серьезное.
Подумав немного, Донахью ответил:
– Я хорошо знаю начальника морской контрразведки в Пёрл-Харборе капитана второго ранга Уолша. Могу радиотелефонировать ему, чтобы он попросил Эф-Би-Ай взять этого японца под наблюдение.
– Но тогда и за ней начнут следить. Нельзя ли сделать так, чтобы она осталась в стороне?
– Я попрошу Уолша действовать самым деликатным образом. Так, чтобы твоя косоглазенькая наяда ничего не заметила. – Донахью пристально посмотрел на Уайта. – А ты не думаешь, что это начало комбинации против тебя?
– Против меня?
– Может быть, она хочет втянуть тебя в эту историю?
– Какая чепуха! Я за нее ручаюсь.
– Никогда нельзя ручаться за женщин, а тем более за азиаток. Я боюсь, что она – японская Мата Хари.
Уайт рассердился:
– Я жалею, что показал тебе письмо. Обратился к тебе, как к другу, а ты…
– Ну ладно, не кипятись. – Донахью погладил Уайта по спине. – Будем считать, что она чиста, как белая лилия, и не имеет пока отношения к японской разведке. Я сейчас позвоню Уолшу и попрошу взять ее под защиту. Как ее зовут? Я плохо запоминаю их дурацкие имена.
– Хаями Марико.
Донахью пошевелил губами и кивнул головой:
– Постараюсь запомнить.
Вечером того же дня через Т-бюро прошла телеграмма из Токио, адресованная генеральному консулу в Гонконге.
«№ 111
«Ввиду крайнего обострения японо-американских отношений просим присылать без определенной периодичности донесения о военных кораблях, стоящих на рейде Пёрл-Харбора, но не реже двух раз в неделю. Как вы уже, наверное, поняли, необходимо обращать особое внимание на сохранение секретности нашей переписки».
Телеграмму перевел Пейдж. Проверив ее и поставив в углу свои инициалы, Уайт сказал Пейджу:
– Донахью нет, его куда-то вызвали вместе с Макколла. Иди с этой «магией» прямо к Уилкинсону. Пусть включит ее в экстренную сводку.
Пейдж сел за свой стол и стал перекладывать словари и справочники.