– Я купила сегодня неплохой дарджилинг. Как вы к нему относитесь?
Далия понятия не имеет, что такое дарджилинг, но понимает, что относится к нему хорошо. Просто отлично.
* * *
В открытую форточку залетают снежинки.
Марик молча, с покорностью политзаключённого, доел почти весь суп и был отправлен спать.
Мама Марика, Вика, нервно курит длинную тонкую сигарету и говорит.
Далия пьёт чай и слушает.
Далия думает, что эта кухня очень подходит своей хозяйке. Здесь всё такое новое, белое и блестящее.
Невозможно смотреть.
Потом она видит связку грибов на стене. И это – как записка от бабушки. Что-то живое и человечное посреди стерильной белизны.
Вика говорит:
– Он стал совсем таким же, какой была мама. Знаете, она несла в дом всякую потерявшуюся живность. Выхаживала, отогревала. Людей тоже. Как будто чувствовала. Не уверена, что вы поймёте.
Потом Вика говорит:
– Я вас не виню. Отказать Марку невозможно. С ним справлялась только моя мама.
Далия молчит, но от неё, кажется, и не требуется никаких реплик. Она пытается понять, знает ли эта женщина, что её сын сейчас притаился за дверью и подслушивает. Не может не подслушивать, если она хоть что-то поняла о Марике за этот вечер.
– Он очень тяжело переживает её смерть.
(Нет, но я очень хотел бы, думает Марик. Он сидит в коридоре на полу, прижавшись щекой к кухонной двери. На нём пижама с котятами и зайцами.)
Вика говорит:
– Чего-то подобного следовало ожидать. Марк не принимает Игоря. Не пускает его в свой круг.
Далия думает: «не принимает» – это ещё очень мягко сказано.
Вика говорит:
– Слишком много потрясений для одной осени. Мы с Игорем собирались пожениться, Марк не сказал? Теперь пришлось отложить. Предрассудки, конечно. Её уже не вернуть.
Далия думает: я не могу её осуждать. Не могу, потому что слишком хорошо её понимаю.
Далия ещё помнит, как это бывает, когда любишь кого-то. Когда весь остальной мир и все его мелкие и крупные детали кажутся незначительными и неважными.
Вика говорит:
– Вы не знаете, что ему там понадобилось? У Игоря?
– Почему вы не спросите у него самого?
– Вы пробовали у него что-то спрашивать?
Далия думает, что большого вреда не будет, если она скажет. По выражению лица этой женщины понятно, что она готова к любой правде. К тому, например, что Марик задумал убийство или похищение. Она бы не удивилась.
– Он хотел найти какую-то шкатулку. Почему-то решил, что она спрятана в номере.
– О господи!
Парадоксальным образом Вика становится похожа на папу из мультфильма про Карлсона. Далия ждёт, что она скажет ещё что-нибудь вроде «спокойствие, только спокойствие». Но Вика ничего такого не говорит. Тушит сигарету, открывает балконную дверь, выставляет пепельницу наружу. Закрывает балконную дверь. Говорит:
– Марк, принеси мою сумку.
Из чего становится понятно, что она всё-таки неплохо знает своего сына.
В коридоре слышен топот босых ног. Вика говорит:
– Я одного не понимаю: как он узнал? Он ведь никогда ни о чём не спрашивает. Но всегда всё знает.
Входит Марик. Сумку (огромную, кожаную, шахматной расцветки – абсолютно женскую; Далия никогда бы такую не купила) он осторожно несёт в вытянутых руках, как будто это не сумка, а тикающая бомба, которая может взорваться от любого неверного движения.
Вика нервно роется в сумке, поочерёдно выкладывает на стол кошелёк, ключи, очки, какую-то книгу, набор отвёрток, косметичку, несколько шариковых ручек, блокнот. И наконец, шкатулку.
– Она действительно была у Игоря, – поясняет Вика. – Он отвозил её в мастерскую, чтобы починить завод.
– Он не заводил её? – перебивает Марик.
– Полагаю, что нет.
– Это простой вопрос: заводил или нет?
– Я специально предупредила его, чтобы ни в коем случае не заводил.
Кажется, такой ответ Марика устраивает. Он прижимает шкатулку к груди, точно котёнка, и делает шаг к двери.
– Ты ничего не хочешь сказать?
– А что я должен сказать?
– Игорь неделю искал мастера, который согласится наладить механизм строго в его присутствии, чтобы Игорь мог убедиться, что никто не станет слушать твой драгоценный полонез.
– Нашёл?
– Как видишь.
– Что тут скажешь. Ответственный человек.
Марик уходит.
Далия смотрит ему вслед. Вот так. Вечер закончился. Гештальт закрылся.
– Спасибо за чай, – говорит Далия. – Очень вкусно. Мне, пожалуй, пора.
– Я вызову вам такси, – говорит Вика дежурно.
– Пожалуй, не стоит. Пройдусь пешком, а там и метро откроется.
* * *
На лестничной площадке почти светло – потому что за окном снег. Далия прижимается лбом к холодному стеклу и смотрит, как снежинки летят к земле.
Дверь за её спиной приоткрывается. Выходит Марик. Весь в котятах и зайцах. В этом наряде он кажется обыкновенным маленьким мальчиком. В сущности, так и есть. Далия понимает вдруг, как можно называть его Марочкой. Или даже Марковкой.
В руках у него шкатулка.
Марик говорит:
– Ты же не думала, что всё закончится вот так просто?
Далия не отвечает. Скоро рассвет. Начинается новый день, который не сулит ей ничего хорошего, даже учитывая, что первым в этот день вошёл сказанный Мариком кот.
Потому что утром эта ночь покажется сном и смешной нелепицей. Марик останется здесь со своей наивной верой в чудеса.
А она уйдёт.
И её боль никуда не исчезнет, станет только чернее.
Марик начинает крутить ключик завода. Что-то внутри шкатулки оживает, скрипит и стрекочет.
Марик говорит:
– Прежде чем я это сделаю, должен предупредить: есть побочные эффекты. Например, ты начнёшь помогать заблудившимся старушкам и тащить домой больных котят.
– Звучит не слишком ужасно. Что-то ещё?
– Со временем ты захочешь забрать свою боль обратно. Я знаю, о чём говорю. Без боли нет памяти. И, чтобы сделать это, тебе придётся по-настоящему полюбить кого-то. Иначе волшебство не работает.
Это посреди лестничной площадки незнакомого дома в незнакомом районе говорит ей маленький мальчик, одетый в пижаму с котятами и зайцами. Просто потрясающе.
(И втретьих: Я СЕРЬЁЗНО.)
Очень хочется перебить его. Наорать. Сказать, чтобы забыл уже о своём глупом волшебстве. Что мир не такой, не чёрный и не белый. Мир серый, и из этой серости нет выхода. И что он ничего не знает о боли и пусть немедленно прекратит эту пытку.
Но если даже его мама способна сдержаться и ничего такого ему не наговорить, то и Далия сможет. Поэтому она молчит. Ждёт, когда он закончит своё представление и ей можно будет уйти.
Марик наклоняется над шкатулкой и что-то шепчет. Далия никак не может разобрать, что