Шульгин ведет неблагопристойную игру против Ломова (артист балета. — Б.С.), она началась еще с Магадана. Вместо того чтобы тщательнее работать и совершенствовать парня, он хочет его уволить всеми правдами и неправдами, совершенно не беспокоясь, что будет представлять из себя и без того жалкий балет. Фролов и Деревягина погоды не делают и не сделают. А мужчину-танцора в Магадане очень трудно найти. Шульгин же в пылу ненависти и злобы об этом забывает.
Июль. Полдень (воспоминания. —Б.С.).
На небе ни облачка. Высоко в небе сверкает солнце. Кажется, что все живое вымерло, даже птицы перестали щебетать. Золоченый крест ям-тесовской церкви Спаса Преображения ослепительно блестит, словно соревнуясь с лучами солнца. В деревне все так же тихо. Все на поле. Извилистая Оредеж, изнемогая от жары, петляя и прячась под высоким берегом из окаменевшего красного песка, около села впадает в небольшое озеро, которое заполняет широкую долину.
Деревенские детишки полощутся в озере и на мелких местах реки. Пастух привел коровье стадо к озеру, и коровы с наслаждением стоят в воде, лениво пережевывая свою жвачку, и медленно обмахивают себя хвостами. Куры спрятались где-то под кустами, а более шустрые принимают солнечные ванны, купаясь в песке, поднимая столбы пыли. Петухи не горланят. А солнце немилосердно палит.
Сейчас хорошо лишь в лесу, в особенности в сосновом. Солнечное тепло растопило смолу, и сосны издают изумительный аромат. Издалека чувствуется запах гари, очевидно, где-то далеко горит лес. Малина и черная смородина, наливаясь соками, зреют. Неутомимые пчелы, мелодично гудя, перелетают с цветка на цветок.
На сельском кладбище также носятся ребятишки. Одно — старое — кладбище расположено вокруг церкви и со временем очутилось в центре села, другое — новое — примостилось с одного края села, рядом с оврагом, по дну которого течет ручей, именуемый Ламанческим ключом. На кладбище еще немало старых деревьев, но оно, со всеми многочисленными холмиками, утопает в сочной траве, среди которой рдеет крупная земляника, которая и привлекает ребятишек.
По оврагу змеится тропинка, скрытая густым кустарником и деревьями, на склонах оврага. Справа, на более высоком берегу оврага и ручья, расположилось небольшое имение, носящее название «Ламанческий ручей». Там, где ручей впадает в реку Оредеж, стоит пристань «Село Ям-Тесово» — здесь конечная пристань, дальше Оредеж становится несудоходной. На пристани, обыкновенном наплавном плоту с перилами и двумя скамьями, стоят два-три удильщика и ловят окуней и уклеек. Солидная рыба не проживает в мелководной Оредеже.
Так было, по крайней мере, в 1912—1913 годах, теперь я не знаю. Судя по газетам, в каком-то месте на Оредеже построена гидроэлектростанция. Ах! Изумительная пора детства, золотого, безоблачного детства, когда и в голову не приходило, что через пять, десять лет для тебя наступят годы лишений и горя.
23.07.56. 8.00
Отвратительная погода. По коридору топают спортсмены, которые вчера выступали на соревнованиях. Захламили всю гостиницу. Но трое из них заслуживают внимания Кабалова. Вчера концерт был на аэродроме, в т.н. Клубе офицера — сарае, выстроенном еще японцами. Мне странно, что прошло уже столько времени, но до сей поры всюду пользуются японскими обносками и развалинами. Пора бы по-хозяйски устроиться навечно.
Не знаю, правда ли, но в группе московских артистов, приехавших с Геленой Великановой[79], произошла в автобусе драка. Это позорно!
Свое выступление транслировать не разрешил. Незачем и ни к чему. До бешенства меня доводит музыкальное сопровождение. Вот поистине убожество и ограниченность.
24.07.56. 6.50. Гастелло
Приехали ранним утром. Прежде всего поражает всюду проникающая сырость. Она страшно гибельна для голосовых связок. Гастелло — небольшая ж/с в 344 км от Корсакова. Ехали в японском мягком вагоне с нелепыми низкими сиденьями и не менее нелепыми занавесками. Доехали без всяких инцидентов. В сарае, именуемом гостиницей, нас еле разместили. Сейчас лежу в постели, отвратительной своей сыростью.
25.07.56. 7.00
Сырая отвратительная погода сводит с ума. По путеводителю совершенно не упоминается Леонидово и вскользь — Гастелло. Необходимо достать карту Сахалинской области, но ее я, очевидно, достану лишь в Южно-Сахалинске. Уже остается 6 дней до конца июля и до конца года остается уже 5 месяцев. Странно, как быстро летит время. Пора, пора умирать! Умереть, ни с чем не примирившись. Очевидно, это так и будет. Никто и ничто не пошло мне навстречу, хотя я лично сделал очень много в этом направлении. Ну, и черт с ними! Я умру честным и, самое главное, могу спокойно глядеть всем в глаза.
«Зачем пиходишь ты, когда не надо пиходить!» Эту фразу я говорил в самом раннем детстве тем людям, которые почему-то внушали мне какую-то антипатию. Фраза была подобрана дипломатично и вежливо.
Этот период детства связан с проживанием семьи на М. Посадской ул. в большом каменном доме, и сейчас еще сохранившемся, в первом этаже. Квартира не отличалась обилием дневного света. В моем детском воображении она была мрачной, полутемной. Пугал длинный темный коридор и в особенности ванная комната с огромной ванной и уборной. Отрывочные эпизоды из этого периода по мере вспоминавшегося я буду сразу записывать.
Вспоминаю наш столик, специально детский, летний, из плетеных и гнутых прутьев, и креслица из того же материала. Эта детская мебель еще долгое время служила в другой квартире, по Б. Посадской, 28, в деревянном флигеле. Помню, как я ел свою котлетку за этим столиком.
Ярким штрихом того времени запомнился следующий эпизод. Муж одной из сестер отца, Константин Сергеевич Бахвалов, по рассказам матери, очень меня любил и всегда что-нибудь придумывал для меня. В те времена были в большом распространении дешевые игрушки из бумаги и картона, ярко раскрашенные конки (вагоны на конной тяге). Конки были разных фасонов, одноярусные и двухъярусные с сиденьями на крыше вагона, наверх с коночной площадки вела винтовая лесенка. Наверху ездил бедный люд, не имеющий лишней копейки. Так вот точная модель такой конки со снаряженной парой лошадей пленяла тысячи мальчишеских душ, в том числе и меня.
Вспоминаю, как однажды это было. Очевидно, в