– Будьте добры, объясните, что это значит, – попросила Алиса.
– Вот теперь ты говоришь как умная девочка, – сказал Болванчик с довольным выражением лица. – Я понимаю под белендрясами, что довольно толковать на эту тему и что лучше бы ты рассказала, что собираешься делать дальше: ведь не думаешь же ты оставаться здесь до конца жизни?
– Это, наверное, очень трудно – заставить одни и те же слова выражать разные понятия или пытаться отыскать смысл там, где его нет, – задумчиво проговорила Алиса.
– Когда я заставляю слово выполнять такую работу, то всегда плачу ему сверхурочные, – похвалился Болванчик.
Алиса была слишком озадачена, чтобы хоть что-то сказать или спросить.
– Ты бы посмотрела, как они приходят ко мне вечером по субботам за расчётом, – сказал Болванчик, важно покачивая головой из стороны в сторону. – Денежки свои получить.
– Вы, без сомнения, очень хорошо умеете объяснять значения слов, сэр, – заметила Алиса. – Не будете ли любезны сказать, что значит «Верлиока» – так называется поэма.
– Да, ты права: я могу объяснить все стихи, когда бы то ни было, где бы то ни было и кем бы то ни было сочинённые, и много таких, которые ещё не сочинены нигде и никем. Читай.
Алиса прочла первое четверостишие:
Было супно. Кругтелся, винтясь по земле,
Склипких козей царапистый рой.
Тихо мисиков стайка грустела во мгле,
Зеленавки хрющали порой.
– Довольно для начала, – остановил её Болванчик. – Тут много трудных слов. «Супно» – это когда варят суп, то есть перед самым обедом.
– Ах вот как! Ну а «кози»?
– «Кози» – это такие звери, похожие то на барсуков, то на ящериц. Впрочем, больше всего они похожи на штопор. Ну, «мисики», или «мышики», – это ясно: птички такие, под полом живут. «Зеленавки» – это свиньи, зелёные свиньи.
– А «хрющать»?
– «Хрющать» – это два слова в одном. Очень удобно: вместо того чтобы сказать «пищать» и «хрюкать», ты сразу говоришь «хрющать». И время выгадываешь, и место, если пишешь.
– А ещё там вначале «кругтелся»…
– Ну как же ты не понимаешь? Кажется, ясно: «кругом вертелся» – «кругтелся». Кто тебе прочёл эту поэму?
– Я сама, в книге.
– На будущее знай: я большой специалист по стихам – превосходно декламирую, между прочим. Вот послушай один стишок…
– Маленький? – с надеждой воскликнула Алиса.
– Вовсе не маленький, а очень даже длинный. Это я его так назвал: «стишок», – а на самом деле это стишина. Он тебе понравится, если поймёшь, а если не поймёшь, так вовсе не важно, понравился или нет.
Алиса тяжело вздохнула от безнадёжности и приготовилась слушать.
И Болванчик начал:
Когда поля в снегу зимой –
Пою тебе, друг милый мой.
Прервав декламацию, он пояснил:
– Только я не пою, а сказываю.
– Я вижу, – отозвалась Алиса.
– Если видишь, как человек не поёт, а сказывает, – рассердился Болванчик, – у тебя очень острое зрение.
Зелёной вешней порою
Я песни смысл тебе открою.
– Благодарю вас, – вставила Алиса.
В дни лета, глядя на цветы,
Её поймёшь, быть может, ты.
Во мраке осени сыром
Ты запиши её пером.
– Запишу, если до тех пор не забуду, – пообещала Алиса.
– Да помолчи ты! Твои замечания лишают меня вдохновения.
Я рыбкам разослал приказ:
– Вот что угодно мне от вас!
Они из глубины морской
Ответ прислали мне такой:
– Никак нельзя на этот раз
Исполнить, сударь, ваш приказ.
– Я что-то ничего не понимаю… – сказала Алиса.
– Дальше пойдёт легче, – успокоил её Болванчик и продолжил, слегка подвывая:
Я им приказ послал опять:
– Извольте сразу исполнять!
Они, осклабясь, мне в ответ:
– Вам так сердиться смысла нет.
Сказал я раз, сказал я два…
Напрасны были все слова.
Тогда на кухню я пошёл
И разыскал большой котёл.
В груди стучит… В глазах туман…
Воды я налил полный чан!
Но кто-то мне пришёл сказать:
– Все рыбки улеглись в кровать.
Тут снова отдал я приказ:
– Так разбудить их сей же час!
Ему я это повторил
И крикнул в ухо из всех сил.
Болванчик прокричал последние строки так громко, что Алиса вздрогнула:
Но он сказал мне, горд и сух:
– К чему кричать?.. Хорош мой слух.
И горд, и сух, сказал он мне:
– Я б разбудил их, если б не…
Тут с полки штопор я схватил
И разбудить их сам решил.
Но дверь нашёл я запертой:
Тянул, толкал, стучал… Постой!
Дверь отворить немудрено.
Схватился я за ручку, но…
Наступила длинная пауза.
– Это всё? – с робкой надеждой спросила Алиса.
– Всё, – сказал Болванчик. – Прощай.
Это прозвучало несколько неожиданно. Но намёк на то, что ей следует уйти, был настолько очевиден, что оставаться Алиса сочла неприличным.
Девочка поднялась и протянула Болванчику руку:
– До скорого свидания.
– Если доведётся встретиться, я тебя не узнаю, – недовольно пробормотал тот и протянул ей один палец. – Все люди на свете так похожи.
– Дело не в наружности, – назидательно сказала Алиса.
– Об этом-то я и сокрушаюсь. У тебя такое же лицо, как у всех: два глаза, – он нарисовал их в воздухе большим пальцем, – между ними нос, под носом – рот. Всегда одно и то же. Вот если бы у тебя оба глаза были с одной стороны носа или рот наверху – тогда другое дело.
– Но это же некрасиво! – возразила Алиса.
Болванчик ничего не сказал – только зажмурился.
Алиса подождала немного – не заговорит ли опять, – но увидела, что глаза у него закрыты и вообще он не обращает на неё больше никакого внимания. Ещё раз попрощавшись, но не получив никакого ответа, она пошла прочь. Но Алиса не могла удержаться, чтобы мысленно не сказать себе: «Из всех пренесимпатичнейших людей, – она ещё раз повторила это слово «пренесимпатичнейший» – но уже погромче, так ей понравилось это длинное слово, которое она с легкостью выговорила: – Из всех пренесимпатичнейших людей, с которыми мне приходилось когда-либо встречаться, этот…»
Но фраза так и осталась незаконченной, потому что в этот момент по лесу прокатился оглушительный грохот.
Глава седьмая
Лев и Единорог
И тотчас лес наполнился солдатами. Сначала они выбегали по двое, по трое, потом группами