Творческие люди ужасно слабы своей непомерной эмпатией, способностью впитывать чужую боль. К нам ломятся в души, выливая дерьмо, накопленное за долгие годы. Мотивируя это тем, что розы нужно подкармливать именно таким удобрением. От этого музыка, проза и живопись – нужное подчеркнуть! – колосятся сильнее, ярче цветут и, разумеется, приятнее пахнут. Нас считают отличной «жилеткой», но увы, музыканты, поэты, актеры – абсолютно разные люди с таким несхожим барьером принятия, с таким удивительно малым объемом очистительных сооружений!
Мои выгребные ямы так давно не чистили, что чужая боль сегодня полилась через край. Меня крутило и мучило, выворачивало за двоих. Слишком страшно было в новой реальности, с исподами, драконами, с Лицевым корпусом. Никакие полученные ништячки не покрывали этого страха и надрывной тоски по прошлому, такому простому и буднично-серому, что хотелось выть об утрате.
Юэ Лун сидел рядом, молчал. Лишь заказал коньяк и вылил рюмку в мою чашку кофе. А еще заставил съесть тортик, сладко-кремовый до отвращения. От подобного рациона стресс на время отступил и притих. Алкоголь и сахар сотворили чудо, я расслабилась и протяжно вздохнула.
– Он тебе не пара, – сказал Юэ Лун, видя, что меня отпустило. – Тот, кто может ждать наверху.
«Интересный концерт, – подумалось мне, – то есть, пока я горюю о Кудринке, он разбирает на пазлы мою вчерашнюю встречу с Григом?»
– Следил за мной? – уточнила я, на всякий случай, и так все ясно.
– Ты так резко сбежала. Узнал, к кому.
– Юэ Лун, послушай…
– Не нужно. Этот Юэ все понимает. Но вы странно смотритесь со стороны. Как две крайности, сведенные вместе. Если на планете соединить два полюса, она разлетится вдребезги. А еще он – зверь, я это чувствую. В Китае, встретив такого на улице, я бы вызвал отряд Найхэ. У вас же он запросто бродит по городу.
Я не стала ему отвечать, хотя очень хотелось ляпнуть, чтоб катился в Китай и там командовал. Не хватало еще на московских улицах казнить без суда и следствия!
Юэ Лун, смотревший мне прямо в лицо, с горечью отвернулся. Взялся изучать интерьер, теремно-церковный, неоправданно-вычурный для обыкновенной гостиницы. Я заметила, что коты подозрительно следят за Китайцем, и исподтишка показала кулак. Все сегодня меня осуждают, Юэ Лун за Грига, коты – за Китайца. Вот к Григорию Воронцову, кстати, животные проявили лояльность, даже подставили спины, позволяя навьючить вещами. А здесь – настороженность и недоверие.
Коты – такие коты!
– Нравится? – дурацким вопросом я отвлекла Китайца от статуй.
– Не особо, – вздохнул Юэ Лун. – Слишком много всего намешано. Выдержанность и гармония – вот успех оформления залы.
Никогда не понять иностранцу широты русской души, когда нужно всего и сразу, и чтоб за это никто не казнил!
– Я читал о таких, как Долли, – решил сменить тему Китаец, но облажался на первой фразе, смутился и выправился, как мог. – О таких, какой стала ты. В МГУ об этом так мало сведений, что везде мерещится гриф «секретно». А вот в Оксфорде, в колледже Церкви Христа, хранятся копии писем, что Ньютон писал старинному другу.
– Кристоферу Рену? – уточнила я.
Пусть не думает, что самый умный!
– Знаешь о нем? – Юэ Лун просиял. – Между прочим, гардемарин не прав. Я закончил и Оксфорд, и Кембридж. Правда, под разными именами. И все из-за этих двух гениев. Кембридж – это Ньютон. Оксфорд – Рен, там он учился, преподавал. Отстроил башню Тома в Церкви Христа и бесподобный Шелдонский театр. А в Кембридже – библиотеку Тринити-колледжа, она так и зовется: библиотека Рена.
– Та, что разграбил Синг Шё?
– Все верно. Рен известен как архитектор, но он – ученый, математик, физик, занимался всерьез астрономией. Мне кажется, у него был пунктик: Рен пытался улучшить мир через доработку простых вещей, составляющих бытие. Часы, здания, схемы улиц, формулы и уравнения. В конце концов, этот гений создал Королевское общество. Так вот, в его переписке с Ньютоном упомянут некий «полковник». Его называли именно так в письмах под тайным знаком, а в последнем из них говорилось: «Наш полковник сумел сдвинуть дело, над которым бьемся с десяток лет. Возможно, искомый союз отныне становится явью».
– Полковник?
– Этот Юэ сложил все факты, изучил предыдущую переписку и отыскал зацепку! – Юэ Лун явно гордился собой. – В первом выезде в Европу ваш царь Петр познакомился с Исааком Ньютоном. И, безусловно, с Реном. Влияние барочного классицизма на «петровское барокко» неоспоримо, доказательством этой связи служит Петропавловский собор в Петербурге. Что до полковника, в английской поездке Петра сопровождал Яков Брюс, как раз служивший в подобном чине! Он близко сошелся с Ньютоном и Реном и узнал от них некую тайну, над разгадкой которой трудился в России.
Я слушала его и восхищалась. Юэ Лун рассказывал с такой горячностью, что щеки разгорелись румянцем. Милый, красивый и умный, почему он не встретился раньше Грига? Впрочем, речь не об этом. Кусочки мозаики звякнули, собираясь в узор на столе.
– Каюсь, этот мнительный Юэ не верил в возможность со-здания, как вы называете подобный союз. Но, попав в Россию, увидел воочию и перестал сомневаться. То, что укрылось от гениев Англии, разгадал чаротворец Брюс.
– Лучше бы не разгадывал. Быть со-зданием больно и трудно. Ты так пылко сейчас говорил об Оксфорде, – с грустной улыбкой заметила я. – Жаль, что мне его не увидеть.
Отныне и навсегда привязанная к башне на Трех вокзалах, узница в золоченой клетке, пробитая насквозь заливными сваями. Настроение вновь испортилось.
– Хочешь, я тебя проведу? – с видом заговорщика подмигнул Юэ Лун. – Особой магии в этом нет, попробуем обойтись без лицензии. Мы в гостинице системы «Хилтон». Отсюда открыты пути во все страны. Нужна лишь свободная дверь и твое желание увидеть Оксфорд.
– Бредишь? – буркнула я, все еще кутаясь в меланхолию.
– А-ля, что мы теряем, попробовав? Не получится – ну и пусть. Разве чудо не стоит усилий? Повторю: свободная дверь, за которой нет постояльцев.
Дверь в кабинет Элен для этих целей подошла идеально. Я нехотя встала с кресла, шатаясь от усталости и алкоголя, поманила за собой Китайца.
Мне хотелось в Оксфорд. Так, что обрадованный организм позабыл про обед и сон. Мне хотелось сбежать из реальности в волшебный мир без забот! Да еще под гениальным прикрытием: Оксфорд был точкой на карте, с которой начиналась история табулы.
Ну, типа не эскапизм голимый, а попытка разобраться в прошлом.
Я не верила в возможность побега, но послушно замерла перед дверью, представляя