Комбат уже нервно переминался в окопе ротного КП возле стереотрубы. Сюда же были подведены телефонные линии до штаба полка. Вся рота, положив винтовки и пулемёты на бруствер, застыла в ожидании команды.
Комбат, посмотрев на часы, молча махнул рукой. В ту же минуту из траншеи бесшумно рванулись моряки, слышен был только скрип снега и удаляющиеся быстрые шаги. До окопа немецкого боевого охранения было метров около ста – матросы пролетели это расстояние по мелкому снегу за считанные минуты. Хлопнуло несколько винтовочных выстрелов, начал стрелять, но быстро заткнулся ручной пулемёт. В окопе шёл рукопашный бой. Слышался только мат, тупые удары прикладов и крики «полундра!».
Проснулась и первая траншея немцев, оттуда застрочил станковый пулемёт и раздались нестройные одиночные выстрелы.
Яростная «полундра!» катилась уже прямо на первую траншею, матросы падали убитыми и ранеными, но упрямо рвались вперёд. В траншее у немцев уже слышались взрывы первых гранат.
Пушки и миномёты, сделав несколько залпов, замолчали – можно было поразить своих.
Комбат, страшно матерясь, оторвался от стереотрубы:
– Что делают, что делают! Побьют ведь всех!.. Макаров, поднимай роту!
– Рота! Примкнуть штыки! Вперёд!
И рота нестройной цепью выплеснулась из траншеи и побежала на холм. А там уже гремели взрывы гранат, автоматные очереди и шёл рукопашный бой в траншее и блиндажах.
– Колесников! – крикнул комбат. – Бери миномётчиков – и туда же!
И расчёты бесполезных теперь миномётов тоже кинулись в бой.
Колесников, перепрыгнув через заваленный трупами окоп боевого охранения, бежал впереди миномётчиков к первой траншее. Там уже всё было кончено – бойцы добивали оставшихся немцев, кидали гранаты в блиндажи. Ротные пулемётчики без команды катили уже свои «максимы» на холм, с флангов доносилось «ура» второй роты и густая пулемётная стрельба отделения Грошева.
И немцы дрогнули! Они стали вначале организованно, огрызаясь огнём, отходить из второй траншеи по направлению своих позиций – к соседнему опорному пункту, откуда уже летели немецкие мины. Однако в чистом поле снег сыграл с немцами плохую шутку: в свете разгорающегося дня они были видны, как мухи в сметане. Подоспевшие «максимы» довершили разгром – мало кто ушёл живым.
Макаров с телефонистом и ординарцем в присутствии комбата уже обживались в немецком блиндаже. Праздновать победу было ещё рано – надо было собрать раненых и трофейное оружие, похоронить убитых, поправить окопы, накормить бойцов.
– Товарищ политрук! – Колесникова кто-то дёрнул за рукав полушубка. Позади стоял пожилой мичман в форменке и фуражке, зябко кутаясь в окровавленную немецкую шинель.
– Мы сейчас уходим. Вы уж там похороните наших отдельно. И лейтенанта тоже – убили его ещё внизу, в окопе. Хороший был парень и командир отличный. Ребята озлобились и кинулись дальше…
– Хорошо! Сделаем всё как надо.
Уцелевшие моряки погрузились в одну машину, в другую бережно положили раненых, укрыв шинелями. Подцепив орудия к передкам, ушли конные упряжки артиллеристов, так и не дострелявших свои осколочно-фугасные снаряды.
Проводив моряков, Колесников вернулся на холм, в новый уже ротный КП, около которого складывали в кучу трофейное оружие. Старый солдат Мищенко был прав: станковые пулеметы МГ-08 на неуклюжих треногах и чешские ручные пулемёты «Ческа збройов-ка»[9] с магазином наверху тут присутствовали.
Возбуждённый победой, сияющий Макаров вместе с комбатом рассматривал на столе немецкие документы и карты.
– Знаешь, часть эта формировалась в Австрии и прибыла сюда прямо с колёс. Так что необстрелянные нам немцы достались. Но моряки-то, моряки как себя показали!..
Лейтенант Колесников, который начал воевать ещё в 1920 году с поляками, не находил особых причин радоваться. За какую-то малую высотку положили столько молодых и здоровых людей. А сколько этих высоток ещё будет…
Моряков похоронили вместе с их командиром. Дали залп из винтовок. На могильном холмике поставили пирамидку, сколоченную из снарядных ящиков. На неё прибили бескозырку, и налетевший ветер уже трепал её ленточки с якорями. Наконец прибыло пополнение, и рота снова стала полнокровной.
В вечерней сводке Совинформбюро голосом Левитана прозвучало, что на Калининском фронте шли бои местного значения. Война была ещё впереди.
Для замполита стрелкового батальона Колесникова война закончится после тяжёлого ранения в августе сорок четвёртого на Сандо-мирском плацдарме.
Во второй батальон не прибыл…
118-я стрелковая дивизия, недавно прибывшая с переформирования после боёв под Тирасполем и Яссами и проделавшая большой марш из Молдавии в Польшу, была сразу переброшена на Сандо-мирский плацдарм. Её полки вели ожесточённые бои с отчаянно сопротивлявшимися немцами, то и дело отбивая контратаки и переходя в наступление. Потери в наступлении были большими, в стрелковых батальонах уже оставалось немного больше половины списочного состава. Резервы таяли. Маршевые роты в дивизию хотя и подходили, но сразу же направлялись в бой.
Поздно вечером лейтенанта Колесникова вызвали в политотдел дивизии. Наконец-то закончилось его затянувшееся после госпиталя вынужденное пребывание в офицерском резерве, закончились постоянные перемещения то в учебный батальон, то в гаубичную батарею и нескончаемые дежурства по штабу.
Только недавно отбили немцев, переправившихся через Вислу и пытавшихся отрезать наш плацдарм от переправ. Ожесточённые бои шли два дня, 13 и 14 августа 1944 года. Сводный батальон резерва, где Колесников временно был замполитом, несколько раз ходил в атаки, четырежды попадал под огонь немецкой тяжёлой артиллерии и отбил атаку роты «пантер», бивших прямой наводкой по их окопам.
Помогли штурмовики «Ил-2» и «катюши», нанёсшие массированный удар по наступающим танкам и пехоте. Немцев отбросили за Вислу, мало кто из них ушёл.
Зам начальника политотдела дивизии, седой как лунь подполковник Ямщиков, знавший его ещё с Калининского фронта, сказал:
– Ну что, Колесников, кончились твои «посиделки». Идёшь в 527-й полк, к майору Крюкову – у него замполит во втором батальоне, капитан Мостовой, выбыл вчера по ранению. Повезёшь с собой партбилеты, отдашь на месте парторгу полка, капитану Зеленину. Сейчас возьми предписание – и на переправу. Там колонна с боеприпасами через час в полк пойдёт, с ней и доберёшься. Мы сами завтра-послезавтра тоже на плацдарм перебазируемся… Всё, лейтенант, давай. Не подведи…
Лейтенант хорошо помнил капитана Мостового по встречам на совещаниях, последний раз виделись в местечке Луковец под Львовом, ещё в июле. Жаль, хороший мужик, ладно хоть живой остался.
Ямщиков пожал руку на прощание и отвернулся к телефону.
Лейтенант, прихватив вещмешок, шинель и полевую сумку, наскоро попрощался со знакомыми штабными офицерами и побежал на переправу через Вислу.
Там