– Скажите, матрос Подопригора, кто наши враги? – с ходу оценив Шурин интеллект, задал простейший вопрос лейтенант-политотделец.
Шура «затормозил» и начал мучительно краснеть.
– Ну вот же они, посмотрите на плакаты на стене, – дрожащим голосом подсказал замполит, указывая на стену, где висели плакаты, на которых были написаны государства – члены военных блоков НАТО, СЕАТО и прочих. Матросы тоже исподтишка показывали Шуре на плакаты.
Шура, просияв ликом, понятливо кивнул и направился… к портретам членов Политбюро.
Все замерли, не дыша, особенно замполит, у которого буквально отвисла челюсть. Даже члены Политбюро, казалось, с ужасом смотрели со стены на матроса Шуру, как члены Учредительного собрания на матроса Железняка.
Шура остановился у портретов, внимательно на них посмотрел, вытер капли пота со лба и, выпав из ступора, выдавил:
– Не-а! Вроде как не они!
И ткнул указующим перстом в сторону блока НАТО. Слава те, Господи, допёр…
Все облегчённо вздохнули, а из замполита сразу как будто весь воздух вышел.
Политзанятия быстренько свернули от греха подальше, офицеры ушли, оставив мичмана почитать нам книгу «На страже Родины». Читать, разумеется, никто ничего не стал, но поржали над Шурой здорово!
Я рассказал ребятам, как у нас в институте вёл занятия по парт-политработе капитан первого ранга Борис Михайлович Байбородов, мы его звали БМБ. Монологи, достойные театра.
– Товарищи студенты! Политический смысл может быть заложен в любое произведение искусства. Главное, чтоб был базис и, товарищи, надстройка. Возьмём, к примеру, обыкновенную частушку: «Как у Маньки в ж… гм-м, в общем, кое-где, разорвалась клизма». Это и есть базис! И далее: «Ходит-бродит по Европе призрак коммунизма». А это уже, товарищи, и есть политическая надстройка! Или вот, товарищи, возьмём балет «Лебединое озеро». Скачут, значит, себе мирные белые лебеди у озера, как вдруг из-за кулис выскакивает буржуй в цилиндре и с атомной бомбой в руках! Вот это и есть империалистическая политика – помешать мирному сосуществованию.
Конечно, от таких лекций мы просто лежали на столах. Матросам, кстати, это тоже понравилось, и все разошлись по кубрикам вполне довольными. «Политморсос» у личного состава ПЛ «Б-350» был в порядке.
На лодке
Дизель-электрическая подводная лодка 641-го проекта «Б-350», в экипаже которой я числился дублёром начальника медслужбы, стояла в базе у второго пирса в ППР (планово-предупредительном ремонте).
В тот день был сильный утренний туман, и она еле вырисовывалась в белом «молоке». По пирсу расхлябанной походкой разгуливал матрос с автоматом, усиленно изображая из себя бдительного часового. Через открытый люк для погрузки торпед матросы передавали внутрь ящики с консервами, сопровождая этот процесс приглушёнными туманом матюками. Часовой вызвал мичмана, тот провёл меня в рубку.
Первое знакомство с конструктивными особенностями подводных лодок оказалось не очень успешным – при спуске по скоб-трапу в центральный пост (ЦП) я довольно болезненно наткнулся кормовой частью на заботливо подставленную швабру. Кто ж его знал, что спускаться в ЦП надо не задницей вперёд! Мы же этого на кафедре не проходили.
Отсмеявшись, стоявший внизу старпом рассказал байку про то, как на Камчатке, в Рыбачьем, инспектировали лодку высокие сухопутные чины из Главного политического управления. У них на глазах несколько матросов-срочников, шутки ради, проскочили в люк ЦП вниз головой, цепляясь носками «гадов» за скоб-трап. Один из полковников, приняв это за чистую монету, тоже рискнул и… был пойман внизу на заранее приготовленный матрас. Такие вот невинные шутки.
Во время скоростной экскурсионной пробежки по отсекам я несколько раз крепко приложился лбом к разного рода железякам, вляпался рукой в смазку на торпеде в носовом торпедном и насажал соляровых пятен на робу в дизельном отсеке. На меня обрушилась лавина всяческой информации про системы ГОН, ЛОХ и ДУК. Но самое страшное впечатление после торпед на меня произвёл подводный гальюн с его системами выравнивания давления.
А ежели его не выравнять, тогда то, что ты туда под давлением направил, под ещё большим давлением моментально вернётся обратно. Представьте такую картину в домашнем санузле, и вы поймёте, почему я так ни разу и не решился это заведение посетить. Больно уж сложно, мы лучше так, пешком постоим…
Вдобавок старший матрос-дизелист, «годок» (флотское название старослужащего), ехидная рожа из москвичей, намекая на моё сухопутное звание, назвал меня «старшиной первой гильдии», за что был сразу же произведён мной в «ефрейторы по адмиралтейству». Причём обе клички сразу же прижились.
Во избежание дальнейших недоразумений, а также для придания боевого духа, старпом послал меня на УТС (учебно-тренировочную станцию) попрактиковаться в борьбе за живучесть. Пришлось полдня вместе с молодыми матросами провести в отсеках старой подлодки, то туша «пожары», натянув на себя маску ИДА-59, то заделывая «пробоины». Правда, попытка выпихнуть меня наружу через носовой торпедный аппарат закончилась неудачей. Ну не хотел я этого!
Через два дня мы ненадолго сходили в море, пару раз «нырнули», пробежали мерную милю, полигон размагничивания и вернулись в базу. На лодке мне не очень понравилось (я вылезал из своей каюты только на обед, занимаясь «шибко секретным» газоанализатором ПГАДУ образца 1958 года), но подводников я с тех пор крепко зауважал. Не каждый способен вот так служить, словно в запаянной консервной банке, ничего не видя, кроме своего боевого поста. К тому же на лодку набилось множество офицеров-штабников, которым нужен был выход в море для «галочки» и которые торчали в каждом отсеке.
Когда мы проходили в бухту Улисс, старпом, сжалившись, вызвал меня наверх, для общего развития полюбоваться пейзажем. По правому борту стояли суда бригады вспомогательного флота: ледоколы «Пересвет», «Илья Муромец» и новенький красавец танкер «Владимир Колечицкий» в шаровой окраске, с башнями зенитных автоматов на баковой надстройке. Он только что прибыл из Ленинграда, пройдя несколько тысяч миль.
Я с завистью посмотрел на них, отнюдь не предполагая, что через каких-то четыре года сам буду с палубы «Ильи Муромца» смотреть на проходящие в бухту лодки, а на «Колечицком» прослужу три года, пройдя многие тысячи миль в пространстве от моря Охотского до моря Средиземного.
Спустя две недели мы сфотографировались с капитаном Львом у рубки-памятника погибшей в войну подлодки «Л-19» и с лёгким чувством грусти отбыли на той же «таблетке» в экипаж. Сдали форму и снова стали студентами, разъехавшись по стройотрядам. «Военка» кончилась, оставив в памяти только хорошие воспоминания, склонность к ношению тельняшек и ощущение причастности к флотским делам.
Примечания
1
ППШ-41 – пистолет-пулемёт системы Шпагина калибра 7,62-мм, образца 1941 г. В годы Великой Отечественной войны являлся