Он подошел к столу, на котором лежала брюнетка, и протяжно выдохнул:
– Прекрасная работа!
– Спасибо.
Выражение его лица стало резким.
– Я не про твою. Про свою.
Широкая ладонь легла на горло покойной.
– Что это?
Он потер подушечки сухих пальцев. Принюхался к ним.
– Пахнет волшебно. Но я, – Слепокуров заговорил голосом старухи с кладбища, – предпочитаю театральный грим. Он стирается хуже, – его зубы почти клацнули, – чем самодовольная шлюшистая ухмылка с наглого бабьего лица. Тебя когда-нибудь били, детка? – Его сюсюканье было отвратительным. – У-дю-дю-дю-дю! Я открою тебе тайну, мой ангел! Все когда-нибудь бывает в первый раз.
Он сделал выпад, и Ангелина отступила на полшага. Они не сводили друг с друга глаз.
– Де-е-етка! – пропел Слепокуров. – Какая страсть! Прямо танго.
Он нахмурил брови и сжал челюсти.
– Ты как Юленька! Она тоже сопротивлялась изо всех сил, когда наконец узнала меня в гриме. Я нарисовал лицо, похожее на ее обожаемого Алексея Анатольевича, чтобы у нее была возможность слиться с ним в экстазе напоследок. Так интереснее. Но хватить юлить! Давай-ка проверим!
Его рука попыталась вцепиться в ее плечо, и Ангелина уколола тыльную сторону ладони Егора иголкой.
– Стерва! – крикнул он и, схватив со стула, на котором стояла сумка Лапиной, ее телефон, разбил его о край стола. – Так тебе, дрянь, нравится?!
– Нет! – Ангелина рванулась к платью и хлестнула Слепокурова по лицу тяжелой вышитой тряпкой. Он схватился за поцарапанную щеку. – Оцени, – зло прошептала она, – страсть бисера и пайеток!
– Красиво, – спокойно ответил Слепокуров, отнимая ладонь от щеки. – Спасибо. Наряжу тебя мертвую в него. Будешь, – его глаза скользнули по покойнице, – как моя Соня! Смотри, – он медленно подступил к Лапиной и зашипел: – Я при-бли-и-изился!
Имя его прежней жертвы, сказанное с издевкой, придало Ангелине злости, с которой внезапно пришли силы. Неожиданно для себя она сама сделала шаг навстречу монстру и высыпала ему в лицо банку любимой пудры с мелкими блестками. Слепокуров закашлялся:
– Грязная стерва!
Пока он тер глаза, Ангелина смогла оттолкнуть его и пробежать к лестнице на второй этаж, мимо сумасшедшего убийцы, столов для бальзамирования и свежей покойницы.
* * *
Вернувшись с послушания у матушки Валентины, Любовь Озеркина нашла Гурова в своем саду. Он любовался розарием, взявшим в пышный плен ароматов облюбованную сыщиком беседку.
– Это самое поэтичное место в саду, Лев Иванович! Вы решили допрашивать меня здесь?
– Ну, я же в гостях у литератора, Любовь Евгеньевна, – развел руками он. – Куда тут деваться? И какой допрос? – Он тепло улыбнулся. – Я москвич, мне здесь хорошо. Помогите мне найти повод остаться и увидеть закат с пристани.
– Что ж с вами сделаешь? – Она всплеснула руками. – Чем смогу!
– О чем обычно говорят с писателями? Поделитесь опытом. Вы дали столько интервью.
– Здесь все просто! – Озеркина улыбнулась. – Знаете анекдот? Журналист расспрашивает писателя о его жизни, произведениях. Тот, естественно, растекается мыслию по древу. Но потом спохватывается: «Что же мы все обо мне да обо мне? Давайте о вас! Как вам моя новая книга?»
Гуров рассмеялся и остановил ледяной взгляд на ней.
– Так как вам, – она тоже смотрела на сыщика неотрывно, – моя новая книга? Вы ведь почтили меня столь долгим визитом ради «Отроков во вселенной»?
– Ваша пьеса – плагиат, – коротко сказал Гуров. – Вы украли сюжет из дневников сокурсника вашего любовника Егора Слепокурова, которого тот унизил и шантажировал, – военного психолога Максима Тевса, выдающегося специалиста по лечению ПТСР. Вы узнали о них от Ивана Рюмина и Радомира Грецева.
– Эти недоумки шантажировали нас, – выдавила она с досадой.
– Вы могли заплатить, – пожал плечами Гуров. – Великий комбинатор Рюмин вряд ли просил больше, чем вы могли дать. Но зачем платить, если можно убить, да?
Озеркина отвернулась. Ее взгляд остановился на куполах пристаннского храма, которые мягко освещало вечернее солнце.
– Он просто не мог жить, так завидовал им…
– Своим талантливым однокурсникам? Даже Лиде Соколовой, которая была самой слабой в группе? Он за это опоил и изнасиловал ее?
Любовь Евгеньевна продолжала молчать.
– Может, он и неблагополучной Чокер завидовал? Или девушкам, убитым во время его поездок по конференциям в Поволжье, Выборге, Минске, Астане, Владимире, Томске, Казани?
Она медленно повернула голову.
– Все они ничего не значили для него. Это как прополоть грядку, – она пожала плечами, – полить свеклу, огурцы или патиссоны. – Ее зубы сжались, и Озеркина крикнула, будто пытаясь разлепить их: – Все это овощи! Овощи, ясно вам?! Эти девки ничем не примечательны. В них ничего особенного. Имя им – легион! Еще вырастут!
– Это в Юлии Чешевой не было ничего особенного? – возмутился надменно Гуров. И добавил с деланым равнодушием: – Найти вашего Егора и составить подробный перечень его жертв помогли именно ее дневники.
Озеркина фыркнула.
– А как насчет Лизы Колтовой? – продолжил прессовать собеседницу Гуров. – Помимо того, что она была талантливым программистом, это девушка вашего сына. И вы помогли Егору заманить ее в ловушку. Была ведь еще одна записка от вас? Лиза не ответила на первое послание, и вы намекнули, что у вас есть информация о сексуальном садисте, который убивает женщин? Лиза воспринимала эту тему болезненно и согласилась встретиться?
Любовь Евгеньевна кивнула.
– Ему пришлось повозиться с ней. Но я бы дорого отдала за лицо моего обожаемого сына, когда ее обнаружили. – Она вдруг легко улыбнулась. – Это ведь он нашел ее?
– Вы хотели отомстить ему через нее?
– Просто, полковник, не зря говорят, что есть Бог на свете. Он нашел невесту так же, как я в свое время Искру.
– Но в отличие от вас Глеб не был виновен в ее гибели.
– Я тоже! Искра – грешница, – процедила Озеркина. – Она лишила себя жизни сама!
– После того, как вы годами избивали их с братом? Мучили у них на глазах животных?
– Моему сыну все равно не стоило сажать меня за решетку! Я его мать, он моя плоть и кровь. Жил на всем, что заработано моим трудом!
– Вы так ненавидите своих детей, – тихо сказал Гуров. – Почему вы не натравили своего монстра на них?
– Вам не понять, – гордо ответила она. – Что бы вы там ни думали, Егор всю жизнь любил только меня. Он любил меня и знал: я не могу допустить, чтобы мой род прервался. А мы восходим к древним озерным сказочникам. Наши предки жили в деревнях на берегах Ханки.
– В Приморском крае?
– Бывали там? – удивленно приподняла бровь Озеркина.
– По делам службы, – сухо ответил Гуров.
– Мой прапрадедушка рассказывал светлые сказки о местных рыбаках. Его отовсюду приезжали слушать. А его мать вообще умела заговаривать боль волшебными историями об