– Как тут разобраться, если все началось с моей рукописи…
Лея уже стояла на ногах. Он не успел заметить, как она поднялась с ковра.
– Ты стал тем, кто ты есть, благодаря мне. И сделала я это потому, что… так к тебе отношусь.
Наследник молчал, уперевшись взглядом в кусок лилового ковра под ногами. Язык стал свинцовым, просто невозможно было выговорить «спасибо тебе», которое от него так ждали. Он и сам не знал, благодарен ли. Не дождавшись ответа, Лея вышла. Титус, просидев без движения еще с полчаса, вслед за тем тоже стремительно вскочил с кресла, подбежал к столу и начал лихорадочно тасовать свои бумаги. Он принял решение, что еще до конца дня должен сбежать из Сан-Марино.
15. Побег
Приказав доставить себе с кухни целый каравай хлеба и круг твердого сыра, Титус, как священную реликвию, почти со слезами умиления извлек из сундука заплатанные обноски, в которых прибыл в Сан-Марино в начале весны. Странным образом, словно предчувствуя будущее, он не избавился от них после возведения в ранг законного наследника Сан-Маринского. Теперь, в благодарность они подарят ему возможность снова стать тем, кем он хочет. Впрочем, герцог в красно-белых панталонах должен был исчезнуть не прямо сейчас, а пожить еще немного, чтобы дать Титусу шанс выбраться из дома. Запихнув в плотно набитый бумагой и едой мешок еще бутыль с чернилами и одежду, наследник накинул темный плащ с капюшоном, маскировавший его внешность во время регулярных выходов из дома. В таком виде, с мешком за плечами, он сильно смахивал на вора, только что ограбившего дом ростовщика.
Окинув взглядом свои покои, Титус понял, что не может обнаружить в себе ни малейшего сожаления по тому поводу, что расстается с ними. Лучшая комната в доме ростовщика ощущалась как клетка в зоопарке, в которой его, Титуса, выставляли напоказ, словно экзотическое животное. Подумав вдруг о чем-то, он достал обратно из мешка чернила, перо, взял чистый лист бумаги и написал: «Я, наследник Сан-Маринский, вынужден оставить вас по особой для меня надобности. Назначаю на все время моего отсутствия замещать меня девицу по имени Лея. Повелеваю исполнять все ее приказы, как военные, так и гражданские. Да пребудет с вами удача». Подписав эту странную бумагу – то ли приказ, то ли завещание, – Титус почувствовал необузданную радость. Хотелось раз за разом перечитывать эти строки, как будто то было лучшее из написанного им в жизни.
На лестнице под дверью неуверенно мяукнула кошка. Она приходила к нему вечером в один и тот же час, выпрашивая остатки ужина. Наследник понял, что пора, и осторожно приоткрыл дверь. Кошка тут же уткнулась ему в ноги и начала обтирать высокие кожаные сапоги на шнурках.
– Кш-ш, – мягко отогнал он ее и начал, крадучись, спускаться по лестнице, стараясь держать мешок так, чтобы при случае прикрыть его телом. Кошка, подумав немного, отправилась вниз вслед за ним.
Титусу повезло. Михаэль, похоже, все еще совещался на встрече Союза одиннадцати. Повар и остальная прислуга жарили и парили угощение на кухне. Всем было явно не до наследника. Титус пробрался к черному ходу и выскользнул на улицу.
Уже стемнело, но пока еще света оставалось слишком много для того, чтобы увидеть обсыпанное звездами небо. Только на юго-западе зловеще пылала, похожая на глаз циклопа, ярко-красная то ли звезда, то ли планета. Забравшись в курятник, Титус быстро переоделся. Опостылевшие красно-белые панталоны сначала хотел с наслаждением забросить куда-нибудь подальше, но затем, пожалев сердце Михаэля, аккуратно сложил и оставил на видном месте. Плащ он решил взять себе – только извалял его в соломе и грязи, чтобы придать нужный вид. Из курятника наследник вышел, уже выбросив из головы все мысли, кроме тех, что касались его книги.
Внутренний дворик дома ростовщика и улица перед ним были заполнены людьми – челядь, приехавшая вместе с членами совета, ждала, когда хозяева начнут разъезжаться по постоялым дворам. В толпе, где почти все друг другу были незнакомцами, Титус в капюшоне и даже его мешок не вызвали никаких подозрений. Он протиснулся между судачащими об ужине слугами и вырвался наконец на фарватер улицы, что вел прямо к Портовым воротам. Ярко-красный глаз в небе был его путеводной звездой, пусть, чтобы увидеть ее, наследнику приходилось все время оглядываться. Он должен был спешить, до закрытия ворот оставалось не более часа. По пути Титусу, конечно же, повстречались искатели электрических лампочек (около сотни, все до единого с зажженными фонарями) и последователи секты Джузеппе (шли по улице и шумно втягивали в себя воздух носом). Перед самыми воротами, в кольце слушателей, стоял проповедник и вещал, тыкая пальцем в небо:
– Комета уже явилась сюда! Через четыре месяца она обрушится на ваши головы! Избежать этого удастся, только если мы захватим замок герцога и казним самозванца! Если престол вновь займет истинный наследник Сан-Маринский!
Титус еще раз оглянулся на звезду – знакомые контуры созвездий успели проступить поверх потемневшего неба, и та тоже выглядела явной самозванкой, нахально расположившейся над поясом Ориона и изображавшей, видимо, сердце охотника. Скорее всего, это действительно была открытая двойником смертоносная комета. Стражники не сказали ему ни слова, даже не обратили внимания на фигуру в плаще и с мешком на плечах, потому как были увлечены спором о том, окажется ли морская волна при падении кометы столь высока, что перехлестнет собой крепостную стену. Титус, пытаясь казаться ниже, прошмыгнул мимо и припустил по темной дороге прочь от Сан-Марино. Но, едва голоса стражников затихли, сбавил шаг и позволил ногам идти так, как им самим заблагорассудится. В его распоряжении имелась вся бесконечность полей, он мог заночевать где угодно, и торопиться было некуда, тем более что наследник до сих пор так и не решил, куда направиться. Только глубоко за полночь, подбирая себе место для ночлега, Титус внезапно понял, где сможет в эти последние дни укрыться от целого мира. В опустевшем замке шахматиста-людоеда, которого во имя прогресса и развития торговли слуги двойника выжили из Угрюмого леса.
Весь следующий день Титус шагал по дороге на юг – против течения мощного человеческого потока, непрерывно двигавшегося в сторону Сан-Марино и несущего туда людей, домашних животных и повозки. Как наследник понял из обрывков разговоров, и стар и млад перемещались на север, чтобы вступить в «народную армию», которую собирал под своим началом проповедник Джузеппе. Теперь наследнику, вот чудо, при всем желании не удавалось отыскать на лицах следов отчаяния и